Карл Великий - Александр Дюма Страница 3

Из всех забав, которые король Карл позволял себе, дабы отвлечься от занятий политикой и военных забот, больше всего он любил охоту; он говорил, что это удовольствие — единственное в своем роде, ведь король может, забавляясь, заодно позаботиться и о своем народе, потому что он отстреливает либо кровожадных животных, нападающих на стада, либо животных трусливых, разоряющих поля.

Все в его огромной империи знали о его страсти к охоте; и вот однажды во время утреннего выхода он увидел посланцев Франкенберга, доставивших от своего господина приглашение поохотиться в лесах, прилегающих к старому замку, и подгородных деревнях, потому что там развелось столько диких животных — медведей и ланей, волков и оленей, — что ни одно стадо не возвращается в овчарню целым, а урожай в полях съеден на корню.

Никакое приглашение не могло бы доставить Карлу Великому большего удовольствия, чем такая просьба. Вот уже три месяца, как он не держал в руках ни меча, ни лука, ни копья; правую его руку, не привыкшую к долгому бездействию, даже свело ревматизмом, который король надеялся излечить в движении. Он приказал пикейщикам собрать своры и выехал с самыми верными слугами на охоту в Франкенбергские леса.

Прибыв на место, Карл убедился собственными глазами в том, что его не обманули: леса кишели дикими зверями, так что вначале и охотиться-то было почти невозможно, потому что даже лучшие собаки сбивались со следа, Что же тогда сделал король Карл? Он оставил собак и приказал организовать большую облаву, которую повторяли до тех пор, пока на три четверти не перебили всех животных; тогда он снова стал охотиться, как обычно, с пикейщиками и собаками; но вопреки его ожиданию он не чувствовал облегчения в правой руке и с трудом мог ею пошевелить.

И вот случилось однажды так, что король Карл, охотившийся на старого кабана, в пылу погони заехал в ту часть леса, что была ему совершенно незнакома. Он скакал так стремительно, что всего несколько собак поспевали за ним, и король Карл, благодаря резвым ногам своего доброго коня продолжал в одиночку преследовать кабана; однако скоро кабан обессилел и, видя позади себя лишь нескольких собак и одного-единственного охотника, остановился, чтобы дать им отпор; будучи приперт к дереву, он так ловко стал работать клыками, что в один миг выпустил кишки четырем или пяти преследовавшим его псам.

Видя, что кабан вот-вот вырвется у него из рук, король Карл взял крепкую рогатину и, несмотря на боль в правой руке, стал наносить ему столь сильные удары левой рукой, а его конь так ловко увертывался от ударов кабана, что королю все-таки удалось прижать зверя рогатиной к дереву, а потом и вонзить ее в самое сердце.

Схватка была продолжительной, а славный конь короля Карла был так разгорячен скачкой и боем, что, почуяв в нескольких шагах ручеек, он понес своего хозяина в ту сторону; однако, когда они выехали на берег, добрый король, относившийся к животным, словно к разумным существам, и опасавшийся, как бы разгоряченный конь не простудился, напившись холодной воды, похлопал его по шее, приговаривая:

— Потерпи немного, красавец: мы слишком разгорячены, «чем прохладнее и прозрачнее эта вода, тем она опаснее.

Словно понимая, о чем говорит хозяин, к голосу которого он привык, конь повернул к нему голову, благодаря его за заботу; при этом он нечаянно ступил в ручей и, заржав от боли, взвился на дыбы: если бы король не был опытным наездником, он, вне всякого сомнения, вылетел бы из седла.

Карл отлично знал своего коня и понял, что без причины тот не стал бы волноваться; король спешился и, решив, что его верный конь поранился об острый камень, опустил правую руку в воду, чтобы нащупать этот камень на дне ручья. Теперь пришла его очередь вскрикнуть и отскочить назад: вода в ручье была нестерпимо горячей, хотя поблизости не видно было огня, который бы ее нагревал.

Король Карл подумал было, что это игра воображения, и, снова подойдя к ручью, опять опустил в воду руку, но на сей раз с большей предосторожностью, чем вначале; к величайшему его изумлению вода оказалась такой же горячей; он в третий раз опустил правую руку в ручей и убедился в том, что не ошибся и перед ним то ли чудо, то ли неведомое природное явление.

Король Карл огляделся: ручей протекал в живописной лощине, окруженной со всех сторон поросшими лесом холмами; птицы пели во славу Господа, густая зеленая трава радовала глаз, а воздух был столь чист и свеж, что королю казалось, будто он очутился в зеленом раю. Король дал себе слово вернуться сюда на следующий день вместе со служившим еще его отцу Пипину придворным мудрецом, сильно состарившимся с того времени, как читатель видел его на страницах этой книги; с тех пор ученый старик преуспел в науках и премудростях. Чтобы не заблудиться, король надламывал ветки на росших вдоль дороги деревьях: на следующий день они должны были служить ему проводниками. Король делал это правой рукой и с радостью обнаружил, что рука его почти не причиняет боли.

На следующий день, не сказав никому ни слова о своей находке, он возвратился на то же место с мудрецом; беспокоясь, не остыл ли за ночь ручей, он спешился первым и поскорее опустил руку в воду, дабы убедиться, что вода все так же горяча: она показалась ему еще горячее, чем накануне, потому что его состояние улучшилось и к руке возвратилась чувствительность. Он приказал мудрецу последовать его примеру; но рука старика не могла сравниться с загрубевшими ладонями Карла, привыкшими иметь дело с копьем, мечом или шпагой: старик обварился до кости.