Истинные приключения французских мушкетеров в Речи Посполитой - Виктор Авдеенко Страница 3

— Ваше Преосвященство! — д’Артаньян почтительно поклонился.

— Эти козаки, согласно донесениям принца Конде, проявили истинную отвагу.

— Да, Ваше Преосвященство.

— Не перебивайте меня, д’Артаньян.

— Слушаюсь, Ваше Преосвященство.

Кардинал яростно засопел, затем, сменив гнев на милость, украдкой улыбнулся: он знал, что за хитрец был этот гасконец, можно сказать, вполне под стать ему самому, итальянскому проходимцу.

— У этих козаков, — продолжил Мазарини, несколько успокоившись, — есть предводитель… Как же его имя…, — от напряжения его глаза чуть не вылезли из орбит.

— Э…, — попытался было что-то сказать д’Артаньян.

— Не перебивайте меня! — что есть мочи завопил Мазарини. — Вспомнил! Хмельницкий! Его зовут Хмельницкий, — лицо кардинала стало счастливым, как у ребенка, который, наконец, получил обещанный еще с самого утра десерт.

— Точно, Хмельницкий, — поддакнул гасконец.

Итальянец же только метнул в его сторону острый и обжигающий как молния взгляд, в котором, впрочем, можно было уловить, скорее, не гнев, а удовлетворение. Удовлетворение тем, что он выбрал для этого важного дела правильного человека — именно д’Артаньяна, а не кого-то другого. «Например, его друга, как же его имя… каналья, что за напасть такая сегодня, что он не может вспомнить ни одного имени…»

— Как доносят мои информаторы из Варшавы и других мест, этот Хмельницкий успешно ведет кампанию против польских королевских войск и вот-вот подойдет к столице. К польской столице, — пояснил кардинал, бросив быстрый взгляд в сторону офицера. Тот лишь кивнул головой, давая понять, что прекрасно все понял.

«Даже если он ничего сейчас не понимает, и все, что я ему рассказываю о европейской дипломатии, для него — что трактат Блаженного Августина, можно быть уверенным: этот гасконец обязательно во всем разберется, еще и даст сто очков вперед многим другим», подумал Мазарини, и это в очередной раз заставило его улыбнуться.

Кардинал вновь принялся мерить шагами кабинет, как он это делал до прихода д’Артаньяна.

— Ситуация очень серьезная. Вы меня понимаете? — кардинал испытующе посмотрел на гасконца.

— Польский король — друг Его Преосвященства, и вы, Монсеньор, не оставите его в беде…

— О, да! О, да! Я преисполнен уважения к королю Владиславу, — промолвил Мазарини с таким видом, как будто перед ним сейчас стоял не его собственный шпион, а иностранный дипломат. — Но дело не в этом.

— Не в этом? — переспросил д’Артаньян. Мазарини хотел было сделать очередную гневную отповедь, но сдержался.

— Польша постоянно ведет войны, весьма успешно, надо сказать, со своими соседями — Московией, Турцией, Швецией, — на лице кардинала отразилась внутренняя борьба чувств. На самом деле в данную минуту она сводилась к следующему: сразу ли переходить к инструкциям своему поверенному или еще какое-то время продолжить подготовительную работу. Наконец, нахмурившись, он вымолвил:

— Швеция…

— Швеция — наш союзник…, — начал было офицер, но тут же осекся.

— Совершенно верно, дорогой д’Артаньян. Вы зрите в самый корень. Но война заканчивается, и…, — Мазарини замялся, подбирая слова, — так может статься, что из союзника Швеция превратится в грозного соперника.

Д’Артаньян молча ждал развития мысли Его Преосвященства.

— Мы, французы (при этих словах д’Артаньян еле заметно улыбнулся), мы не должны допустить союза Швеции и Хмельницкого, — выпалил министр, устав от игры в кошки-мышки с хитрым гасконцем. — И вы, д’Артаньян, слышите, вы, поможете в этом своему отечеству.

Сказав это, Мазарини резко повернулся на каблуках, оказавшись лицом к лицу с офицером на расстоянии не более двух метров. Не давая иссякнуть произведенному эффекту, он продолжил:

— Скажите мне честно, дорогой друг: вы готовы к этой важной и, замечу, почетной миссии?

— Ваше Преосвященство, — д’Артаньян склонился перед Мазарини в глубоком поклоне, — я ваш покорный слуга, я слуга Франции, Его Величества Людовика и Ее Величества Анны. Я сделаю все, что в моих силах, нет, даже больше, чем в моих силах. Можете на меня рассчитывать, — в этот момент еще недавно потухшие глаза гасконца засверкали огнем, и тот, кто хорошо знал д’Артаньяна, понимал, что причина этого огня — не только и, вероятно, не столько патриотизм, сколько авантюризм, к которому был так склонен хозяин этих глаз.

А кардинал Мазарини за неполные два года, что д’Артаньян состоял у него на службе, успел неплохо изучить его характер. Именно поэтому он и решил поручить столь деликатную и, скажем прямо, небезопасную миссию этому хитроумному гасконцу, а не кому-нибудь из его более искусных дипломатов. К тому же — это было хорошо известно — д’Артаньян являлся прекрасным воином, что неоднократно доказывал в бою, а во время своей предстоящей миссии ему, вероятно, придется прибегать к шпаге не реже, а, возможно, даже чаще, чем к языку дипломатии.

— Вы отправитесь к Хмельницкому и будете убеждать его не идти на союз со Швецией ни при каких обстоятельствах.

Мазарини взял со стола лист бумаги, схватил перо, потянулся рукой к чернильнице.

— Вы передадите ему письмо…, — кардинал начал было писать, но он явно колебался.

Мазарини отложил в сторону бумагу и встал из-за стола.

— Пожалуй, нет, это слишком рискованно. Вы передадите мои предложения Хмельницкому на словах. Поэтому, дорогой д’Артаньян, внимательно слушайте и хорошенько все запоминайте.

Итальянец продолжал ходить взад-вперед по кабинету.

— Убеждайте его пойти на мировую с Польшей, тем более король, насколько я знаю, благоволит к нему. Советуйте заручиться поддержкой Московского царя, Молдавского господаря, правителя Бранденбургского, наконец! Но, черт возьми, никакой Швеции, слышите!?

Кардинал не на шутку возбудился. Давал о себе знать южный темперамент, который был знаком и самому д’Артаньяну.

— Нажимайте на то, что шведам верить нельзя, что они коварны и обязательно обманут. Напомните об их постоянных войнах с Польшей, что шведский король не удовлетворится лишь собственно польскими землями и захочет распространить свою власть и на Украину тоже. От моря до моря.

Д’Артаньян внимательно слушал кардинала, воздерживаясь теперь от каких-либо комментариев.

— И, разумеется, — Мазарини, казалось, полностью овладел собой, — обещайте без стеснения всестороннюю помощь от меня, меня лично и Франции. Мое имя ему небезызвестно, — несколько надменно добавил он.

Итальянец вплотную подошел к гасконцу и положил обе руки ему на плечи. Они были примерно одного роста. Однако Мазарини был лет на десять старше и на столько же ливров тяжелее.

— Теперь вы знаете все. Поезжайте же немедля, — сказал он, резко повернувшись к стене, давая понять, что аудиенция закончена.