Карфаген смеется - Майкл Муркок Страница 29

Следующим утром я отправился на обычную прогулку, но люди на верхней палубе вызвали у меня сильное раздражение. Зеленолицая женщина впервые покинула свой пост. Я увидел ее под одной из раскачивающихся спасательных шлюпок, она сидела и медленно раскладывала свои карты. Я решил, что настало время поговорить с ней, поскольку мы оба оказались в таком неловком положении. Я уже начал пробираться к даме, но тут внезапно зазвенел судовой колокол и двигатель зашумел по-другому. Весь корабль содрогнулся и начал разворачиваться. Мне сразу пришло в голову, что мы напоролись на скалу или на другое судно. Палубные пассажиры с криками вскочили. Все они указывали куда-то в сторону берега. Я подбежал к поручням. В неспокойных водах, на расстоянии нескольких ярдов от нас, находился корабль, в который мы едва не врезались, – длинная баржа из тех, какие обычно плавают только по каналам. На ней не было ни мотора, ни пассажиров – только горы баулов, чемоданов, пакетов и сумок, прикрытых брезентом. Выглядело все это странно и тревожно, поскольку никак нельзя было понять, зачем баржа вышла в море. Мы миновали судно, и оно медленно скрылось позади, поднимаясь и опускаясь в сгущающемся тумане. Оно могло перевозить украденные большевиками вещи или пожитки одной большой аристократической семьи. Возможно, там было что-то ценное, но у нас на палубе уже собралось столько народу, что вряд ли следовало подбираться ближе к таинственному грузовому кораблю. Вода становилась все менее спокойной, и барометр поминутно падал. Пар от нашего дыхания сливался с туманом. Постепенно ветер усилился, и на некоторое время воздух стал прозрачным, но потом ветер снова стих, сгустился туман, и Джек Брэгг занял место у прожектора, чтобы следить за проплывающими мимо льдинами.

После ужина я присоединился к Брэггу. Он курил трубку и напевал себе под нос какую-то мелодию, направляя луч то в одну сторону, то в другую и всматриваясь в темную, пугающую воду. Казалось, что сигнал, предупреждающий о тумане, звучал на корабле ежеминутно. Баронесса легла спать рано, пожаловавшись на легкий озноб. Я поднял воротник пальто. По некоторым причинам мне не хотелось возвращаться в каюту. Вместо этого я предложил свою помощь в работе с прожектором, но Брэгг отказался: «Не хочу, чтобы капитан снова поставил мне на вид!» Хотя желтый луч не очень глубоко проникал в толщу тумана, мы двигались по бурному морю на малой скорости, и поэтому нам не угрожала опасность врезаться в другое судно или в паковые льды, которые в последние два часа попадались нам все чаще. Черные волны с ужасающим гулким звуком бились о корпус корабля. Некоторое время мы с Джеком курили и болтали о разных пустяках. А потом он внезапно нахмурился и всмотрелся в темноту:

– Эй! Что это там такое?

Я ничего не увидел. Он передвинул луч на несколько футов, и я заметил темный силуэт, находившийся от нас меньше чем в сотне ярдов.

– Постарайтесь не выпускать их из виду, – сказал он. – Я расскажу капитану.

Мои руки дрожали, когда я прилагал все усилия, чтобы не отводить луч от неизвестного объекта – очевидно, довольно большого судна. Мы проходили совсем рядом с ним. Казалось, если мы не изменим курс, то неминуемо столкнемся с этим кораблем. Теперь, когда Джек ушел на мостик, я увидел множество небольших белых пятен. Я с удивлением осознал, что это человеческие лица, множество лиц. Когда постепенно стали различимы слабые крики, я попытался ответить. Конечно, они не могли ничего услышать. Двигатель как будто умолк или заглох. Мгновение спустя с мостика послышался громкий, усиленный мегафоном голос капитана. Капитан назвал наш корабль и сообщил, что мы попытаемся подойти ближе. Но море начало волноваться как раз в ту минуту, когда мы приблизились. Теперь я сумел лучше разглядеть таинственное судно. Это был небольшой буксир. На палубе столпилось, вероятно, не менее двух сотен человек. На миг мне показалось, что я разобрал на борту надпись «Анастасия из Аккермана», но, возможно, это была всего лишь игра воображения. Неведомый капитан закричал в ответ. Он просил помощи. Корабль остался без двигателя. Стальной трос заклинил винт. Джек снова присоединился ко мне. Мы оба к тому времени уже промокли.

– Бедные ублюдки. Они, кажется, набрали много воды. Они наверняка тонут. Должно быть, они буксировали тот лихтер, который мы видели. А потом трос лопнул и намотался на их винт. Слышите, как они причитают? Ужасно!

Джек сказал, что капитан не может ничего поделать. Он не осмеливается рисковать жизнями своих людей. В его силах только послать радиограмму на ближайший британский военный корабль и попросить, чтобы другие суда пришли на помощь буксиру.

– Спаси их Боже, – сказал Джек, – в такую погоду они и часа не продержатся.

Вскоре буксир с двумя сотнями испуганных пассажиров исчез в непроглядной темноте. Наши палубные пассажиры как будто ничего не заметили. Море становилось все мрачнее и холоднее. Погода так и не улучшилась до самой Варны. Мы не узнали, был ли спасен буксир, но капитан Монье-Уилльямс попросил меня не распространяться о его возможной судьбе. Он не хотел никого тревожить. В глубине души я догадывался, что буксир потонул.

В Варне мы остановились у входа в гавань. К моему удовольствию, подошедшие лодки забрали большую часть наших пассажиров. На корабле, казалось, воцарилось спокойствие, хотя паковый лед все еще иногда бился о наши борта и в воздухе кружили снежинки. Я почти обрадовался снегу. Я не верил, что смогу наслаждаться абсолютным счастьем, если его не будет. Баронесса, ее дочь и няня стояли рядом со мной, когда крестьяне, дрожавшие и посиневшие, очевидно, от морской болезни, грузились в лодки.

– По крайней мере, болгары – славяне. – Леда завернулась в густой черный мех. Мы, должно быть, напоминали пару сибирских медведей, потому что на головах у нас красовались черные треухи. – Но что с нами станется в Берлине и Лондоне, Симка? – Она уже и на людях иногда обращалась ко мне именно так. – Разве мы не покажемся там странными, экзотическими существами? – Она скорбно посмотрела в темную свинцовую воду.

Я сказал, что, по-моему, она чрезмерно склонна к мелодраме. Иностранцы так же внимательно читают наши книги, как и мы – их. У нас много общего: живопись, музыка, наука.

– Мы можем подняться выше этих мелких различий, Леда, потому что образованны, вот увидишь. Им придется гораздо хуже. – Я указал на перепуганных крестьян, карабкавшихся в лодки. – У них есть только Россия.

Она не успокоилась:

– Конечно, бессмысленно волноваться. В конце концов, есть вероятность, что я застряну в Константинополе на всю оставшуюся жизнь.

Я не захотел продолжать этот разговор. С востока поднимался ветер, который должен был смести все западное. Мне казалось, что порывы ветра все еще доносили до нас умоляющие голоса с буксира. Я не мог выбросить их из головы; точно так же неотступно меня преследовал Герников. Я сочувствовал капитану, который был вынужден принять тяжелое, но единственно возможное решение. При этом меня не покидало ощущение, что именно я, лично я предал эти смутно различимые белые лица. В сравнении с моими переживаниями проблемы Леды казались ничтожными и только раздражали меня.

– Уверен, что ты выживешь, – сказал я.