Аргонавты 98-го года - Роберт В. Сервис Страница 29
Аргонавты 98-го года - Роберт В. Сервис читать онлайн бесплатно
Мы убедились, что земли для заявок, действительно, было мало. Правила рудокопства были очень сбивчивы и часто менялись. Несколько ручьев были совершенно закрыты для работ. Но новые россыпи открывались то и дело, и горячка поднималась вновь. Так что после долгих споров мы решили сохранить наше право на заявку, пока не представится хороший случай. Это было горькое пробуждение. Как и все остальные, мы ожидали найти почву, содержащую золото от корней травы. Оказалось, что нужно было потрудиться, и мы хотели во что бы то ни стало сохранить бодрость духа. Банка Варенья уже покинул нас. Он работал где-то в Эльдорадо, копая в запруде золотой песок за десять долларов в день. Я решил последовать за ним. Джим также собирался искать работы, тогда как Блудному Сыну мы поручили блюсти наши интересы и занять или купить хороший участок.
Так мы порешили, сидя в нашей маленькой палатке близ берега. Мы были в скоплении палаток. Берег почти побелел от них. Быстро было трудно двигаться: спотыкаешься о веревки и колышки. Каждая вновь подъезжавшая партия должна была удаляться все дальше в поле, чтобы найти место для стоянки. А они приезжали ежедневно тысячами. Берег на протяжении мили был покрыт лодками в пять рядов. Лодки втаскивались повыше, высушивались на песке и превращались в жилища своих владельцев. Тысячи печей красноречиво свидетельствовали о бобах и свинине. Я встретил как-то человека, несшего домой добычу ― кусок мяса. Оно висело у него на руке, как полотенце, так как бумага была большой редкостью.
Но сколько их, прослонявшись по этой бесконечной улице с ее грязью, с ее бурлящей жизненной пеной, ревом граммофонов и блеском кафешантанов, начинало тосковать по своим южным родинам. Разочарование отражалось на их загорелых лицах. Здесь было совсем не то, что в пути. Казалось, будто после всех усилий они наткнулись на каменную стену. Делать было нечего, земли для заявок не оставалось, и только тяжкий труд, самый тяжкий в мире, ожидал их.
К тому же страна была во власти шайки развращенных чиновников, которые пользовались общественными учреждениями для собственного обогащения. Льготы давались фаворитам тех, кто находились у власти, концессии продавались, торговля спиртными напитками разрешалась, и на свободного рудокопа сыпались всякие злоупотребления. Всюду была продажность, несправедливость и взыскательность.
― Возвращайтесь, ― говорил кто-нибудь на улице, ― горные законы упразднены. Все участки забронированы. Даже если вам удастся найти что-нибудь хорошее, проклятые разбойники, правительственные акулы, выставят вас оттуда в два счета. Здесь нет настоящего дела. Они дерут с вас налоги за разработку приисков, налоги за срубленное дерево, за продажу рыбы, скоро они обложат нас налогом за то, что мы дышим. Возвращайтесь.
И многие уходили, многие из самых упорных в дороге. Они могли переносить лишения и опасности, вьюги и пороги, дикую разрушительную природу, но когда дело дошло до хитрости, мошенничества и лицемерия их товарищей, они пали духом, сдались.
― Ну, ребята, я, кажется, славно поработал, ― сказал Блудный Сын, с некоторым самодовольством входя в палатку. ― Я купил три полных снаряжения на берегу. Я заполучил их на 25 процентов дешевле, чем они стоят в Ситтле, и заработаю 100 процентов на этом дельце. Теперь как раз время скупать у возвращающихся. Они так скисли от всей этой истории, что готовы избавиться от своего груза в любую минуту. Все они стремятся уехать. Они жаждут положить несколько тысяч миль между собой и этой навозной кучей мира. Они не желают больше слышать название Юкон, разве только в качестве ругательства. Я намерен скупать их припасы. Увидите, ребята, если я не наживу кучу денег.
― Нехорошо наживаться на них, ― заметил я.
― Ничего тут нет нехорошего. Это дело. Ваша нужда ― моя удача. О, из тебя никогда не выйдет человек наживы в наш век, мой мальчик. И к тому же шотландец.
― Это пустяки, ― сказал Джим, ― дайте-ка я расскажу вам, какое я устроил сегодня дело. Вы помните, что я уложил со своими вещами утюг, и вы еще смеялись надо мной, называя меня домашним клопом. Но я соображал. Бывают ведь и там вечера в обществе, и славная выутюженная белая рубаха может очень пригодиться. Во всяком случае, думал я, если в этой глуши не для кого одеваться, я принаряжусь во славу всемогущего; вот почему я захватил свой утюг. ― Он посматривал на нас с искорками в глазах и продолжал: ― Так вот оказалось, что в лагере всего-навсего три утюга, кроме моего, и так как все франты желают носить крахмальные рубашки, а все размалеванные Иезавели требуют белье с иголочки, то прачки обезумели в поисках за утюгами. Я не собирался продавать своего, но одна старая раскрашенная леди, которая содержит фешенебельную прачешную (и сестра во господе) пришла ко мне со слезами на глазах, так что я в конце концов оказался вынужденным расстаться с ним.
― За сколько, Джим?
― Видите ли, я не хотел быть очень жестоким к старой деве и спустил его дешевле.
― Сколько?
― Видите ли, дело в том, что их всего три или четыре на весь лагерь, поэтому я спросил сто пятьдесят долларов, и она с быстротой молнии потащила меня в лавку и заплатила песком! ― И он помахал мешочком перед нашими смеющимися лицами.
― Это очень удачно, ― сказал я. ― Но здесь, кажется, все вверх дном. Сегодня я встретил человека, несшего ящик с яблоками. Толпа умоляла открыть его. Он распродал эти яблоки по доллару за штуку, и люди чуть не дрались за них.
Так было со всем. Цены стояли невероятные. Яйца и свечи продавались по доллару за штуку, а картофель по доллару за фунт. А в прошлом году гвозди для подков продавались по доллару за гвоздь.
Снова я блуждал по длинной улице с ужасной ноющей тоской в сердце. О, если б я только знал, что она в безопасности. Каждая стройная женщина издали казалась мне похожей на нее, и сердце мое начинало биться от волнений. Но всякий раз мне приходилось испытывать разочарование. Нигде не было и следа Берны.
В таком возбужденном и тревожном состоянии духа я взбирался по склону, который осеняет золотоносный город. Его называют Куполом. Поверхность его глубоко изрезана шрамами, как бы изрыта космическим вихрем. Здесь на самой вершине у каменного кургана я останавливался, проникнутый глубоким благоговением. Оттуда открывался обширный горизонт подавляющего величия. Подо мной протекал могучий Юкон, то извиваясь серебряной лентой, то расширяясь в озеро ртути. Он казался неподвижным, мертвым, как кусок зеркала на собольем покрывале. Огромная долина была сверхъестественно тиха и похожа на мантию, погруженную в тень долгой, долгой ночи. Край был безмолвный, пустынный, безжизненный, с закругленными очертаниями, изобилующий грубыми складками и дерзкими изгибами. Горы походили на спящих гигантов. Тут виднелась выпуклость женской груди, там след мужского бедра. А за этой грудой растянувшихся титанов далеко, далеко вдали поднималась, как ограждающий частокол, зубчатая линия скал.
Они, казалось, восставали внезапно против сияющего неба, чудовищные, ужасные, как вихрь, приводящие в смятение чувства. Их первобытные лики были фантастически высечены и вырублены. Тут они царили в вечном уединении, девственные вершины, неоскверненные долины, невыразимо унылые, полные дикого величия. А за их бурными гребнями в горне хаоса, несомненно, творился новый мир. Я смотрел туда, где извергалось устье Бонанцы, глубокое, как пропасть, залитое пурпурной сетью огней. Там была золотая долина, безмолвствовавшая веками и теперь звеневшая человеческими голосами и бурлившая человеческой борьбой.
Жалоба
Напишите нам, и мы в срочном порядке примем меры.
Comments