Ассасин - Симона Вилар Страница 29

Барабаны звучали все громче и громче – грохот, казалось, шел из поднебесья. И вот из зарослей на разъехавшихся, рассредоточенных по всему песчаному полю рыцарей вынеслись новые, полные сил войска Саладина. Мартин расширившимися от изумления глазами смотрел, как приближалась туча пыли, слышал топот бешено скачущих лошадей. Казалось, что по полю катились раскаты грома… Всадники неслись, воздев сверкающие сабли; они были в шафрановых туниках, наброшенных поверх кольчуг, такого же цвета было и знамя, которое развевалось над ними, – мамлюки! Лучшие воины Саладина! А с ними под черным флагом далекого Багдада, который повелитель правоверных ^[31]прислал султану, скакали в пестрых чалмах на шлемах великолепно вооруженные египетские всадники-эмиры со своими отрядами.

О, Саладин не тот человек, чтобы решить все одним ударом, как многие, заблуждаясь, подумали. Оставив главные силы в резерве, он выждал подходящий момент и вот теперь дал приказ наступать.

– Трубить в трубы! – выкрикнул Мартин, прежде чем понял, нужно ли ему это. – На коней! В ряды!

Первым опомнился и подхватил его приказ Конрад. Он повторил клич Мартина – и трубы взыграли. Все рыцари из отрядов пуленов, крестоносцев из Пуату, германцев Конрада и сирийцев Ибелина вскакивали на коней и строились в ряд с копьями наперевес. Пока рыцари на равнине опомнятся, пока смогут выстроиться и отразить эту новую лавину войск султана, кто-то должен был остановить натиск врага!

– В копье! – кричал Мартин. – Стройся в ряд!

Вперед!

Команды выполнялись беспрекословно. Замешкавшийся было от неожиданности Гвидо оказался почти за строем, кони рванули, он заметался в потоках поднятой ими песчаной пыли, понимая, что теперь ему придется догонять.

И все же рыцари Христа были великолепными воинами. Рассредоточенные по всей равнине, они быстро разворачивали коней на звук трубы и, где бы ни находился их отряд, спешили к несущимся конникам Гвидо, умело вливаясь в строй, удлиняя линию атаки и настраивая опущенные копья на врага. Они наступали!

Наблюдавший за происходящим Саладин только мучительно застонал, когда увидел, как к небольшой группе конных рыцарей словно по волшебству примыкают остальные конники, мчащиеся к ним со всех концов поля. Вон и Ричард, который только что был в дальнем краю равнины, уже со своими рыцарями примкнул к шеренге конницы; кто-то из них скачет впереди, кто-то сзади, но копья подняты и направлены на его лучшие силы. Сшибка! Грохот и смешение красок – шафрановые конники-мамлюки разделились, рыцари проникали в их ряды, как будто сам шайтан вселил в них новые силы, настолько сокрушительной была их атака. О, Аллах, как такое возможно! Откуда у них столько сил? Как они успели так быстро собраться?

Мартин мчался в шеренге рыцарей и испытывал ни с чем не сравнимое воодушевление. Уже много лет ему не приходилось сражаться в таких конных поединках, он давно привык единолично биться и защищать себя.

Но сейчас, ощущая себя единым целым с множеством собратьев по оружию, он переживал необыкновенный душевный подъем… Не было ни страха, ни мыслей – были только раж схватки и ощущение силы, в которой ты один из многих и переполнен этой общей силой.

Противник, которого он наметил себе в лавине встречных сарацин, мчался, воздев руку с блистающей саблей и закрывшись круглым, горящим на солнце щитом. Мартин с наскока ударил его в этот щит. Удар получился оглушающим – толчок копья отдался глухой мощью до плеча. Однако опытный соперник-мамлюк отразил удар щитом, стальная поверхность которого защитила его владельца. Но лишь на миг, ибо от силы столкновения его вместе с конем отшвырнуло куда-то в сторону, на острия копий следовавших рядом с Мартином рыцарей. Мартин же теперь навел копье на следующего врага, выделив его в массе желто-шафрановых мамлюков. Он несся вперед, открыв в неистовом вопле рот, и острие вошло прямо в эту яростную пасть, рвануло… Голова мамлюка вмиг отделилась, оторвалась, осталась висеть на копье, когда Мартин уже бил копьем следующего противника, вышиб его из седла, пронзил, отбросил. И только тут рука с копьем пошла вниз под грузом нанизанного на нее мертвого тела, заскользила в кольчужной перчатке от густой крови врагов.

Для Мартина это был опасный миг – он уже не мог поднять тяжелое копье и выронил его, оказавшись на время безоружным. Но успел поднять щит, заслонился, и о его дубовую, покрытую кожей и заклепками поверхность застучали сразу три вражеских клинка. А потом его рука привычно взялась за булаву, и Мартин стал отвечать ударом на удар, его конь кружил, лягая лошадей сарацин, которые были теперь повсюду, ибо, проредив в копейной сшибке часть вражеского войска, крестоносцы ворвались в ряды превышающих их численностью сарацин.

Рыцарские кони, более тяжелые и медлительные, чем увертливые лошадки мусульман, теперь показывали себя во всей красе, сбивая их своей мощью вместе с всадниками, кусая и разя тяжелыми копытами. Мартин работал тяжелой булавой, в пылу схватки даже не ощущая ее веса, зато при ударе его страшное оружие крушило нападавших вместе с доспехами, все вокруг будто переполнилось кровавым туманом от летевших во множестве кровавых брызг, хрустевшей плоти, яростных, полных боли и ужаса криков.

Желтые шафрановые накидки вокруг, островерхие шлемы, темные бородатые лица, скрежет зубов, храп лошадей… В какой-то миг Мартин увидел, как по рядам мусульман, будто молотобоец на гумне, пробивается огромный рыцарь, высокий шлем которого венчало изображение орла из серебра и бронзы, и узнал Леопольда Бабенберга. Мартин успел сразить всадника, который метил острой пикой в австрийского герцога со спины. В другой раз Мартин оказался в ряду теснящих сарацин тамплиеров, чьи белые котты были сплошь в кровавых брызгах, и несколько мгновений сражался рядом с ними, не думая о де Шампере, а только отметив, как великолепно бьются храмовники. Вокруг валились тела, и в какой-то миг Мартин даже оказался свободен от схватки и успел оглядеться.

Вокруг творилось невообразимое: все кипело от человеческого движения в этом яростном вихре смерти, мелькали тела, искаженные лица, руки с кривыми саблями и разящими мечами, падали всадники, грызлись друг с другом кони, клубы горячей пыли пахли кровью…

Размышлять было некогда… И все же не думать совсем было нельзя. Мартин особенно это ощутил, когда на него вдруг насел огромный мамлюк, просто гигант в своем высоком сверкающем шлеме и оскаленными зубами в обрамлении черной бороды. Великан рубил и рубил без передышки своим огромным скимитаром ^[32]по подставленному щиту Мартина, щит трещал и распадался, он уже не защищал руку, а рыцарь все не мог достать врага своей булавой, более короткой, нежели меч.

Спас Мартина Персик. Взвившись и заржав, он ударил копытом в грудь лошадь огромного мамлюка, та шарахнулась в сторону, противники на миг сблизились, и для Мартина открылась возможность ударить мамлюка булавой по открытому в обрамлении кольчужного оплечья лицу, превратив лик чернобородого гиганта в страшное кровавое месиво. Отбросив остатки разбитого щита, Мартин изловчился и выхватил свободной рукой меч – и как раз вовремя, ибо тотчас успел отсечь чью-то занесенную для удара руку с саблей. Отрубленная кисть, все еще сжимавшая оружие, пролетела мимо его лица, обдав кровавыми брызгами.