Отрешённые люди - Вячеслав Софронов Страница 28

— Ладно, ладно, — примирительно взял за руку разошедшегося хозяина Корнильев, — я же не задаром его об услуге прошу, заплачу за брата родного. Сын у тебя, Василий Палыч, вон каков, башковитый, за печкой его не упрячешь, — и он похлопал по плечу Ивана, который засмущался, потупил глаза, так, что легкий румянец окрасил его смуглые щеки.

— Чего ты, отец, испугался? Не впервой мне, вывернусь…

— Ага, вывернешься. Тулуп выворачивали, выворачивали, пока на две половины не разорвали. Киргизцы, они шутить не станут, пырнут ножичком в брюхо, и поминай, как знали. А ножички у них знаешь какие? Во! Наскрось выйдет и еще останется.

— Поди, не дойдет до смертоубийства, — попробовал успокоить Зубарева Михаил Корнильев, — не тот человек у тебя Иван, чтоб пузо свое под нож киргизский подставлять. Так говорю?

— Решайте сами, — махнул расстроенный Василий Павлович и пошел из горницы, — но чтоб через месяц был тут, а то… — и, не договорив, ушел к себе в кабинетик.

Двоюродные братья, оставшись одни, переглянулись, и Михаил, который был на добрых полтора десятка лет старше Ивана, подмигнул тому и, перейдя на шепот, спросил:

— Значит, под венец идти собрался? Набегался по девкам уже? Гляди, не прогадай. Жена как голова, одна до самой смерти дается.

— Все одно, рано ли, поздно ли, жениться надо, — отвел глаза в сторону Иван, — вернусь, и поженимся.

— То тебе решать. А теперь о деле. Дам тебе с собой в помощь двух человек своих: Никанора Семуху и Тихона Злыгу. Оба парни крепкие, крученые, с нашими обозами везде хаживали. Деньги как соберу на выкуп, то сразу дам знать тебе. Запрячешь их хорошенько, ладом, чтоб не сыскали при случае. Подскажу, как лучше сделать, через недельку и выступите.

— А лошадей? Не пехом же топать.

— То само собой. Каждому будет по паре, чтоб подменять могли.

— А с оружием как?

— Пару пистолей дам, — неохотно согласился Корнильев.

— Там пистолями не обойтись, мушкеты или фузеи нужны.

— Ты, впрямь, как на войну собираешься. Где я тебе их возьму?

— Найдешь, коль захочешь. Без мушкета не поеду. И по сабле каждому, а лучше, так тесаки. Крупы, солонины, сухарей не забудь, а то придется с половины пути возвращаться. Сам вон чего не едешь?

— Я же говорил, дела, — набычил свою крупную голову Корнильев.

— Смотри, у меня ведь тоже дела найтись могут, если голыми нас спровадишь.

— Найду все, о чем просишь, — вздохнул, вставая, Корнильев, — дорого же мне выкуп братца родного встанет, угораздило его в переделку попасть…

Варвара Григорьевна, проведав о поездке сына в степь, разволновалась, заголосила, кинулась уговаривать, чтоб отказался, но Иван стоял на своем крепко и не сдавался на уговоры матери, не отвечал на попреки отца.

Через четыре дня, на пятый, явился посыльный от Михаила Корнильева, сообщил, что все к поездке готово и завтра можно выступать. Иван отправился к двоюродному брату и застал того разглядывающим старенький побитый мушкет, который явно кто–то поспешил сбыть с рук за самую незначительную цену. Но препираться с Михаилом было бесполезно, и Иван взял оружие, надеясь, что, может быть, пользовать им и не придется. Тут же он познакомился со своими попутчиками. То были здоровенные парни, ростом с него и не уступающие, видать, по силе. Тот, что назвался Никанором, был рус и конопат, а Тихон носил расчесанные на прямой пробор волосы и небольшие черные усики, которые смотрелись довольно нелепо под его большим мясистым носом. Отозвав Ивана в сторонку, Михаил вручил ему увесистый кошель с деньгами и посоветовал зашить его в седло или сшить специальный карман в заплечной суме. Иван обещал подумать и отправился домой, чтоб отоспаться перед дорогой. На другой день еще в темноте в окно к нему постучались, и, выйдя на крыльцо, он увидел взнузданных коней и двух всадников, поджидающих его. Едва простившись с родителями, он вскочил в седло и, ощущая радостное и щемящее чувство дороги, изо всей мочи хлестнул своего коня, направив его вскачь по бревенчатой мостовой.