Парфянин. Ярость орла - Питер Дарман Страница 28

Было бы, конечно, очень удобно рассказывать потом, что я решил атаковать римскую пехоту и конницу и принял такое решение после того, как тщательно взвесил все возможные последствия. Но в действительности я оказался захвачен врасплох. Римские дозорные и разведчики явно давно уже следили за нами, а наши собственные дозоры их не обнаружили. Хуже того, тот, кто вел римлян, знал местность, через которую мы продвигались, гораздо лучше, чем наш проводник. Так и случилось, что мы, следуя через Киликию колонной, между двумя далеко отстоящими друг от друга рощами, через поле, обильно заросшее травой, вдруг оказались перед подразделением римской конницы, перекрывшей нам путь. Выглядели они точно так же, как тот отряд, что мы разбили в Каппадокии. Я отдал приказ построиться клином, поскольку рощи прикрывали нам фланги и у нас не было возможности обойти их. Ну и ладно. Один раз мы уже разгромили их, можно и повторить.

Итак, я отдал приказ построиться клином. Да, нас могли охватить с флангов, но мы точно успели бы пробиться сквозь их ряды. Во всех наших шеренгах каждый второй воин был вооружен копьем и щитом, что соответствовало оружию римской конницы, но остальные-то были конные лучники, которые успеют хотя бы раз выпустить стрелы по неприятелю, прежде чем наши отряды столкнутся. Противник, таким образом, окажется на какое-то время дезориентирован, его ряды будут расстроены, когда мы на них навалимся. Мы быстро построились, и я дал команду выдвигаться. Сам я занял место на острие клина, держа копье в правой руке, а щит в левой. Мы тронулись вперед, и я заметил, что римская конница остается на месте, не сдвинувшись ни на шаг. Мне это показалось немного странным, но я не видел причин останавливать атаку, и мы продолжали двигаться рысью дальше. И когда мы уже набрали темп, я внезапно услышал громкое «ура» справа и слева от себя, обернулся и увидел римских легионеров, высыпавших из рощ справа и слева. Мои конники тоже это увидели, и некоторые в удивлении даже задержали бег своих коней. Наши ряды тут же смешались, и нам пришлось остановиться для очередного перестроения. А римская конница по-прежнему стояла на месте, в той же позиции. Теперь я понял, что это была наживка и мы на нее клюнули. Инстинкт подсказывал мне, что надо атаковать, несмотря ни на что, но я заметил, что неприятельская конница двинулась вперед, на нас. А на флангах римская пехота тоже не останавливалась, не строилась в ряды, но продолжала быстро приближаться – два стальных кулака, готовых напасть и раздавить нас.

– Вперед! – выкрикнул я и дал коню шенкеля, направляя его на римскую конницу.

Мои воины последовали за мной, но у нас не осталось времени набрать темп, прежде чем мы столкнулись с врагом. Кони в ужасе вставали на дыбы и сдавали назад, когда в ход пошли стрелы и копья, ища и находя свои жертвы. Слева на меня бросился всадник, направив копье мне в грудь. Но удар оказался неверным, и я отбил его щитом, в свою очередь нацелив свое копье в его щит. Деревянный щит неплохо прикрывает воина от обычного удара, но не может выдержать мощного напора, соединяющего в себе вес коня и всадника. Я крепко сжал древко копья, его наконечник пробил щит и вонзился в тело противника. Я выпустил копье, выхватил меч из ножен и ударил еще одного римского всадника, оказавшегося справа, разрубив ему шею между кольчужной рубахой и шлемом. Он свалился с седла, а я уже схватился с другим воином, из второго ряда. Он попытался ткнуть меня копьем, но я легко отбил удар щитом и сделал выпад мечом. Он держал свой щит высоко, прикрывая лицо и грудь от рубящего удара, поэтому я нанес удар ниже и распорол ему бедро; он вскрикнул и выронил копье. Воин попытался отвернуть своего коня в сторону, но животное заржало в испуге и встало на дыбы. Всадник потерял равновесие и, грохнувшись на землю, отполз в сторону.

Я огляделся по сторонам и увидел, что римская пехота уже напала на нас с обоих флангов. Их первый ряд метал в нас дротики и выхватывал короткие мечи, намереваясь колоть и резать наших коней. Мои воины не имели возможности маневрировать, зажатые, как в тисках, между двумя римскими отрядами, поэтому старались сразить стрелами как можно больше врагов. Бой был жестокий; римляне наваливались на нас плотными рядами, били и кололи лошадей ударами мечей снизу, а сами высоко поднимали щиты; наши всадники старались удержать коней, а сами выискивали новые и новые цели для ударов. Кони бесились, получая колотые и резаные раны от римских мечей, сдавали назад, брыкались и лягались. Римские шлемы раскалывались под ударами их подкованных железом копыт, сами легионеры падали и гибли, затоптанные копытами, а дальние ряды все нажимали сзади, выталкивая их вперед, на нас. Я сунул меч в ножны и взялся за лук. Любой парфянин отлично умеет стрелять из лука, даже на большом расстоянии; на короткой же дистанции он просто не может промахнуться. Гафарн сражался рядом со мной, мы посылали во врагов стрелу за стрелой. Через некоторое время ни один римский конник уже не осмеливался приблизиться к нам, и мы получили возможность свободно отстреливать пеших легионеров. Я полагал, что у нас еще есть возможность спастись, но впереди появлялось все больше легионеров, а многие наши воины уже были убиты. Я сунул руку в колчан за следующей стрелой, но нашел только пустоту. В воздухе свистело все меньше и меньше стрел, и до меня дошло, что другие тоже израсходовали свои запасы стрел. Мы потерпели поражение. Внезапно в левое плечо моего коня вонзился дротик, и конь упал, выбросив меня из седла. Я попытался встать, но получил тяжелый удар по шлему. И наступила ночь.

Когда я пришел в себя, бой уже закончился. Открыв глаза, я обнаружил рядом Гафарна, сидевшего на земле и смотревшего вниз.

Я попытался подняться, но боль в голове заставила меня забыть про это.

– Гафарн? – слабым голосом произнес я.

Он обернулся и посмотрел на меня несчастным взглядом.

– Не дергайся, мой господин. Мы пленники римлян.

До меня сначала не дошло, что он сказал. Я лишь хотел узнать, чем кончился бой, а это, если принять во внимание мое положение, было очевидно. Гафарн помог мне сесть, и, осмотревшись, я обнаружил, что сижу сбоку от группы своих воинов, которые также сидели на земле. Нас охраняли легионеры, стоявшие лицом к нам, опустив копья. У меня ломило запястья, я поглядел на них и понял отчего – меня сковали наручниками. Яростный протест заглушил все остальные чувства. Я, принц Хатры, закован, словно какой-то преступник! Какое оскорбление! Какой удар по чести! В груди бушевал гнев. А в сотне шагов от нас римляне сваливали в кучу наши луки, колчаны и щиты, и все это уже горело. Гафарн наблюдал за мной.

– Они тебя заковали, пока ты был без сознания.

– И ты не протестовал? – задал я наивный вопрос.

– О да, мой господин. Я требовал, чтобы меня не заковывали в цепи, а они приставили мне меч к горлу и копье к брюху, вот я и подчинился.