Демоны острова Пасхи - Галимов Брячеслав Страница 28

Когда чаша наполнялась до краев, жрец отливал из нее половину в разверстую клыкастую пасть идола Бога Войны, а вторую половину теплой крови давал выпить вождю. Жертвенная кровь усиливала воинственный дух вождя, и этот дух передавался затем всем мужчинам племени, делая их неистовыми в бою и страшными для врагов.

Сын Солнца, открывший людям путь на чудесный остров, запретил им приносить жертвы Богу Войны. Тысячу лет на острове не воевали; на нем не строили крепостные стены и не изготовляли оружие. Бога Войны почти забыли, предания о нем были похожи на сказки, а правду знал лишь верховный жрец. Накануне своего выступления в поход Аравак пришел к Баире и попросил его рассказать о древних обычаях, связанных с воинственным богом. С большой неохотой верховный жрец поведал вождю о кровавых жертвоприношениях – те сведения, что хранили тайные записи предков.

В глазах вождя появился жестокий блеск, а на лице промелькнула хищная улыбка.

– Мы обязаны снова почитать Бога Войны, – сказал он. – Мы будем воевать, мы должны разбить наших врагов, а для этого нам необходимо покровительство этого бога.

– Но Сын Солнца строго наказал нам забыть о Боге Войны.

– Когда это было? – возразил Аравак. – Времена изменились, и нам следует измениться. Если бы Сын Солнца вернулся к нам, он отменил бы сейчас свой запрет, – я уверен в этом.

– Ты думаешь, он разрешил бы нам проливать человеческую кровь?

– Ты забыл, верховный жрец, про великую засуху. Ты тогда принес в жертву Богу Дождя лучшего юношу и лучшую девушку острова, – Аравак не сводил взгляда с Баиры.

– Верно, – отвечал Баира, опустив веки. – Однако эти юноша и девушка сами, добровольно, захотели отправиться к этому богу для того чтобы напомнить ему о нашем острове, рассказать о постигшем нас бедствии и просить милости для нашего народа. Бог Дождя снизошел к их просьбам: засуха закончилась, наступили благодатные годы. А души благородных молодых людей присоединились к душам наших предков; предки с уважением приняли их и дали достойное место в своих чертогах… Ты же предлагаешь, великий вождь, возродить жестокий обычай древности, когда людей приносили в жертву, не спрашивая их согласия. Но даже в те времена в жертву Богу Войны приносили иноплеменников, а кого ты собираешься приносить в жертву? Наших братьев и сестер?

– У меня нет братьев и сестер среди святотатцев и богохульников, – возразил Аравак. – Они прокляты и обречены на страдания в потустороннем мире, их смерть угодна богам.

– Кто знает, что угодно богам? – сказал Баира. – Я служу им вот уже более сорока лет, но все равно не стал бы утверждать, что знаю их помыслы. А ты, конечно, знаешь все тайные мысли богов, великий вождь?

– Твое замечание глубоко и остроумно, верховный жрец, – Аравак недобро усмехнулся. – Ты указал мне на мою гордыню, – благодарю тебя за это. Ты прав, я не могу знать волю богов: так пусть же они сами явят нам ее так, чтобы не оставалось сомнений! Ведь боги не допустят, чтобы осуществилось то, что им не угодно? Попробуем завтра принести жертву Богу Войны, – и если нам будет дан знак остановиться, мы немедленно остановимся и больше уже никогда не попытаемся вернуться к древнему обычаю. Пусть боги явят нам свою волю, верховный жрец!

– Но где ты собираешься приносить эту жертву, и кто будет ею? – Баира поднял веки и пронзительно взглянул на вождя.

Аравак сухо рассмеялся.

– Пока у нас нет храма, посвященного Богу Войны, мы используем храм Бога Лесов. Я прикажу своим мастерам, и они за ночь изготовят изображение Бога Войны, которое мы установим в этом храме. Мы подарим Богу Войны самый крепкий щит, самую тяжелую палицу, самый острый нож. Этим же ножом мы заклаем жертву богу, – а жертвой станет вражеский воин. Его схватили вчера, он разведывал наш лагерь у Священного поселка. По словам этого лазутчика, враги собираются напасть на нас первыми, еще до того как мы выступим в поход. Видишь, верховный жрец, они хотят убить нас, но Бог Войны не даст им этого сделать, раз он отдал в наши руки их разведчика. Разве не обязаны мы отблагодарить бога кровью этого человека? Кем мы будем, если не отблагодарим; тебе же известно, что неблагодарность – самый тяжкий из людских пороков.

Баира опустил веки.

– Но не обидим ли мы Бога Лесов, потеснив его в собственном храме, отдав предпочтение Богу Войны? – это было последнее возражение верховного жреца.

– Мы и ему принесем жертву – лесных птиц. А вернувшись из похода, построим храм для Бога Войны, и Бог Лесов не будет потеснен. Я не могу, конечно, знать его помыслы, – язвительно сказал Аравак, – но мне кажется, что Бог Лесов не обидится на нас.

* * *

На следующий день рев труб, сделанных из больших ракушек, возвестил о начале жертвенного праздника в честь Бога Войны. Все жители Священного поселка, все пришедшие к Араваку воины хотели собственными глазами увидеть возрожденный древний ритуал. Места в поселке не хватало; народ толпился вдоль улицы, которая вела к храму Бога Лесов, оставив узкий проход для участников процессии; для того чтобы избежать давки Аравак приказал оттеснить лишних людей в поле, за поселок. Они были недовольны, но им обещали, что после совершения жертвоприношения каждому будет дана возможность войти в храм и посмотреть на принесенную жертву.

Процессия вышла из дома вождя Аравака, что сразу вызвало оживленные толки: раньше главные участники праздников всегда выходили из дома верховного жреца Баиры. Вождь давал понять, что он – основное действующее лицо в празднике Бога Войны, и, следовательно, этот бог является, в первую очередь, покровителем вождя.

Второе обстоятельство, вызвавшее пересуды народа, – участие в процессии Тлалока. Сын вождя был никем, если исходить из обычаев и традиционных представлений островитян. Тлалока могли избрать вождем после смерти его отца, но могли и не избрать; в любом случае, пока Аравак был жив, Тлалок ничем не выделялся из числа прочих жителей острова, – по какому же праву он шел во главе процессии вместе с вождем? Или теперь вождь будет сам назначать себе преемника? Но что скажут старейшины, что скажет Народное собрание? Впрочем, никто из толпы не посмел открыто выступить против Тлалока, потому что это означало выступить против Аравака; что же касается старейшин, то они шли в процессии за вождем и его сыном, тем самым признавая верховенство их обоих.

Третье обстоятельство, поразившее народ, было связано с поведением Баиры. Верховный жрец присоединился к процессии, лишь когда она поравнялась с его домом. Почему? Может быть, Баира не хотел участвовать в празднике? Может быть, у него были какие-то сомнения? Была и еще одна непонятная вещь: присоединившись к шествию, Баира занял место перед старейшинами, но после Аравака и Тлалока. Верховный жрец идет за спинами вождя и сына вождя?! Немыслимое дело! Что бы это значило? То ли Баира был согласен с Араваком в том, что Бог Войны является, в первую очередь, покровителем вождя, – то ли он намеренно показывал, что Аравак не считается с верховным жрецом. Что же это было: самоуничижение или вызов? Ответа на эти вопросы не было, поэтому, пошептавшись, люди скоро замолкли, поглощенные происходящим действием.