Брат Третьей степени - Уилл Л. Гарвер Страница 27

— Ты приводишь в качестве доказательства учения о предсуществовании и перерождении?

— Без этих учений невозможно объяснить неравенство людей. Без них долг ничем не обоснован, а справедливость — просто выдумка. Без этих учений нет логики в продолжении жизни души, эволюция бессмысленна, а неравенство, проявленное в жизни, — оскорбление Творцу. Но, брат мой, все станет ясным для тебя, когда ты пройдешь этот уровень.

Она закончила свою речь, и мы пошли к выходу. Время пролетело так же быстро, как и в предшествующие вечера, мы опять уходили почти последними. Иола, несомненно, была замечательным человеком. Любя меня, — а я знал, что эта девушка любит всем сердцем, — она держала свою любовь под контролем железной воли, не позволяя ей проявиться; на протяжении всего вечера она вела разговор в добром, искреннем тоне, ни разу, однако, не явив признаков более глубокого чувства. Когда мы проходили портик, я заметил высокую фигуру в плаще, направлявшуюся к двери, из которой мы только что вышли. Иола, заметив мужчину, слегка поклонилась ему. Я ничего не сказал, но вспомнил, что так имел обыкновение одеваться Альварес. Когда экипаж тронулся, Иола, внезапно повернувшись ко мне, прервала молчание:

— Клео, брат, я вижу, как над тобой сгущаются тучи, и предупреждаю, что очень скоро тебе придется пройти испытания, для которых понадобится вся твоя сила. Будь бдителен, ты не должен потерпеть неудачу. Защити свое сердце, не допускай эгоизма, страха и сомнений. Что бы ни происходило, будь сильным, будь отважным, будь верным. Убей эгоизм вселенской любовью, убей сомнения знанием, убей страх силой. Чувствуешь ли ты в себе силу?

Она сделала особое ударение на последнем вопросе, и я ответил:

— Если я буду всегда таким же сильным, каким ощущаю себя в твоем присутствии, меня не сломить.

— Но ведь я же всегда с тобой, мой дорогой, — нежно сказала она, взяв меня за руку.

— О! Я порой забываю эту великую истину, душа моя.

— Ты не должен забывать о моей любви в этой жизни и во многих прошлых. — Она склонила голову на мое плечо.

Любовная лихорадка снова овладела мной; тихий покой высшей любви уступил место более неуемной энергии. Я сжал ее руку и, заглянув ей в лицо, увидел, как прекрасные карие глаза наполняются слезами.

— Иола, отчего ты так печальна, отчего твои глаза полны слез?

— Клео, — голос ее дрожал, — это говорят мои чувства.

— Моя дорогая, любовь моя! — Я обнял ее и осушал поцелуями слезы. — Мы будем счастливы в нашей любви.

О, какая радость! Ее голова покоится на моей груди, ее сердце бьется рядом с моим! Переполненные любовью, мы молчали. Бережно отведя с ее высокого лба чудные русые волосы, я покрывал это чело жаркими поцелуями. Нежные руки Иолы обвили мою шею, и она прошептала:

— Клео, мой дорогой, я люблю тебя, я люблю тебя. Но экипаж уже остановился возле дома.

— Ах, неужели мы должны расстаться так скоро? — вздохнула она.

— Это лишь ненадолго, любовь моя. Но, дорогая, почему ты сопротивлялась моей любви столько времени?

— Я должна была испытать ее, Клео, — ответила она, когда я помогал ей выйти из экипажа.

— Итак, отныне для нашей любви нет никаких преград. Ты будешь моей — моей вечно любимой женой. Согласна ли ты, Иола?

— Да, мой дорогой супруг.

Мы расстались счастливые, переполненные нежностью. Я вернулся домой. Все мои мысли превратились в один непрерывный сон о любви, о моей дорогой Иоле.

Так прошла неделя, и я вновь предстал перед внутренней охраной. Старец и дама в черном — оба смерили меня острым взглядом. Когда закончилась обычная проверка пропуска, доселе незамеченная мной дверь отворилась, и по их указанию я вошел в нее. Комната была отделана зеленым в сочетании с индиго. Вдоль стен располагалось несколько изолированных застекленных отделений, в каждом из которых находился большой диван, полка с книгами и стол. На каждой стеклянной двери стоял иероглиф. В центре комнаты за полукруглым столом, покрытым драпировкой, затканной мистическими символами, сидел мужчина неопределенного возраста. Его вьющиеся волосы, узкая темно-русая бородка и небольшие усики придавали ему вид юноши, что составляло странный контраст с покрывавшими лицо морщинами — знаком размышлений и опыта. Никого более не было в комнате. Когда я вошел, он указал мне на стул подле себя и сказал добрым тихим голосом:

— Брат мой, отныне и впредь я буду вашим учителем и, дабы вы знали причину замены Иолы моей персоной, скажу, что вы не выдержали определенных испытаний, необходимых для того, чтобы пользоваться этой привилегией.

— Не выдержал? — Я почти задохнулся, охваченный приступом страха.

— Да, не выдержали. Она стремилась ввести вас в седьмой уровень, членом которого сама является, исключительным способом. Вы же потерпели неудачу, потому что недостаточно развили свою волю для того, чтобы овладеть сердцем. Прежде, чем вы сможете подняться на уровень, на котором она находится сейчас, ваша воля должна стать верховным правителем.

Подозрение закралось в мой ум, и я спросил:

— Что я сделал? Когда выдержка изменила мне?

— Когда вы устремились навстречу ее любви и исполнению желаний своего сердца во время последней встречи, — ответил он.

Теперь все стало ясно: слова Иолы о любви были проверкой; она предупредила меня об испытании, я заявил о своей готовности встретить его, после чего она испытала меня, и я не выдержал. Те ее слезы вызвала любовь, смешанная с сожалением. Она должна была меня испытать и плакала не только от необходимости сдерживать свои чувства, но и от мысли о возможности моего провала. Затем, когда это случилось, она, зная, что произошло самое худшее, на мгновение приоткрыла двери своего сердца и забылась на моей груди. О Боже, какое это было испытание для человеческого существа! Разве оно по силам смертному? Повернувшись к своему новому учителю, я спросил, и губы мои дрожали от сдерживаемых чувств:

— Неужели какое-либо человеческое существо способно пройти подобное испытание и не стремиться к столь высокой любви?

— Брат мой, — ответил он торжественно, — уровень, на который Иола хотела ввести вас, сверхчеловеческий. Достигнув его, вы превзойдете себя — того человека, которого мы сейчас знаем.

Мгновение я раздумывал, а учитель молча наблюдал за мной.

— Означает ли это, что мы с Иолой должны разлучиться? — спросил я, стараясь овладеть собой.

— До той поры, когда у вас достанет сил встретиться с нею на ее уровне, вы должны быть разлучены. Ей более не будет позволено низойти и снова страдать ради вас. Отныне и впредь вы должны самостоятельно вести свои битвы, раскрывать собственные силы и полагаться только на них.

Когда он умолк, во мне возникла пламенная решимость, и я сказал:

— Наставник, заверяю вас, что отныне ничто более не остановит моего продвижения. Каким путем мне следует идти?