Клык леопарда - Чарльз Буковски Страница 27

– Руки чешутся?! – проревел Луго, играя татуированными мускулами. – Тогда чешите об меня! Всех уделаю!

Сказав эти слова, он презрительно фыркнул. Когда же ни один легионер не откликнулся на его вызов, он поднял плащ и, жестом дав понять, что драка окончена, зашагал прочь. Центурионы остались, чтобы довершить его работу.

– Жаль, что Мартос до сих пор не принимает его как равного, – заметил Марк.

Дубн поморщился:

– Если честно, я не думаю, что Луго это напрягает. Да и вообще, если бы здесь появился брат человека, убившего твоего отца, ты был бы рад его видеть? Как ни крути, а соплеменники Луго неплохо вставили вотадинам.

Они проследили, как на плац вышли оставшиеся тунгрийские центурии. Спустя какое-то время Дубн легонько ткнул Марка Трибула локтем в бок и кивком указал на старшего офицера, стоявшего рядом с осужденными на казнь.

– Готов спорить, после вчерашней драчки там у них сейчас интересный разговор.

Марк невесело усмехнулся:

– Боюсь, с тобой не стал бы спорить даже Морбан.

Старшие офицеры стояли небольшой группой, наблюдая, как солдаты занимают свое место на плацу: два трибуна рядом, прокуратор Альбан и префект Канин – почтительно чуть поодаль, отлично понимая, что военным есть о чем поговорить после событий предыдущей ночи. За их спинами сгрудились два примипила, многочисленные заместители прокуратора и разного рода адъютанты, среди которых выделялся Петр. Фронтиний и Сергий посматривали на гражданских с плохо скрываемым презрением. А трибун Беллетор со смесью зависти и раздражения наблюдал за тем, как центурии тунгрийцев маршевым шагом выходят на плац. Когда он повернулся к Скавру, со спокойной улыбкой наблюдавшему за чеканным шагом своих солдат, лицо его было едва ли не каменным.

– Тебе легко улыбаться. А у меня этим утром несколько солдат оказались в лазарете – и все потому, что твои животные, получив увольнительную, не ведают никаких рамок. Я слышал, что, размахивая кулаками, они вместо кастетов сжимали между пальцев монеты.

К его великому возмущению, Рутилий Скавр лишь усмехнулся ему в лицо:

– В таком случае ты должен быть благодарен, что мои офицеры сумели их утихомирить, прежде чем они успели пустить в ход ножи. Твоим легионерам пора научиться не позволять себе вольностей с теми, кто совсем недавно проливал кровь на поле боя и, похоже, вошел во вкус.

Беллетор был готов взорваться от ярости:

– Позволю себе не согласиться. Если ты не в состоянии держать в узде своих молодцов, предлагаю не выпускать их из казарм. Или же ты хочешь сказать мне, что мои легионеры должны делать им скидку на то, что они не в состоянии отличить дикаря от римского гражданина?

Скавр ответил ему, не сводя глаз со своих солдат. Хотя он и был явно раздражен, тон его оставался спокойным:

– Не волнуйся, разницу они знают, в противном случае сегодня утром нас бы ждали похороны. И так как, насколько я могу судить, ты не видишь необходимости контролировать число легионеров, которых ты вечером отпускаешь в город, я буду вынужден после наступления темноты держать всех в казарме – и твоих, и моих. Хочешь ты или нет, но придется установить жесткий распорядок, какие центурии могут напиться и спустить свои денежки и когда они могут это сделать.

Домиций посмотрел на оппонента, отказываясь верить собственным ушам. С ответом он нашелся не сразу.

– По какому праву?..

Рутилий одарил его ледяной улыбкой:

– Если ты считаешь, что я стану держать в казарме две когорты солдат, которые в последние несколько недель испробовали вкус сражения, которые видели, как умирают их товарищи, и которые убивали сами, причем лишь затем, чтобы желторотые рекруты и усталые ветераны, которые должны знать, что к чему, каждый вечер маялись, не зная, чем себя занять, то у тебя еще меньше мозгов, чем я предполагал. Вдвоем мы имеем двадцать шесть центурий и десять в каждой из моих… – Он не договорил и, поймав себя на ошибке, покачал головой. – Двадцать пять центурий, ибо одну я положил в Британии до последнего человека. Так что мы каждый вечер будем выпускать в город пятую их часть, чтобы каждый из них мог хотя бы раз в несколько дней выпить пива. Мы разделим их на когорты, чтобы твои шесть центурий получали увольнительную раз в пять дней и половина каждой из моих десяти центурий получала то же самое.

Беллетор покачал головой:

– А если я откажусь от столь странного предложения?

Скавр пожал плечами:

– В этом случае мне будет куда интереснее знать, почему? Почему ты намерен отказаться от разумного, да и, на мой взгляд, вполне справедливого предложения? Боишься ударить в грязь лицом перед своими офицерами? Или же причина кроется в твоих собственных представлениях о том, как должен поступить в таких обстоятельствах человек твоего статуса?

Трибун выразительно посмотрел на него, но промолчал.

– Все понятно, – вздохнул его собеседник. – Сам не знаешь. Что касается того, что случится, если ты отвергнешь мой добрый и разумный совет, ответ прост. Я буду вынужден прибегнуть к моим полномочиям и запретить выход в город всем военным, а центурионам поручу строго следить за исполнением моего приказа. Я не потерплю повторения вчерашнего, и лучший способ не допустить его – это избегать пьяного братания до тех пор, пока наши с тобой когорты ближе не узнают друг друга. Советую тебе до окончания исполнения имперского правосудия решить для себя, станем мы с тобой действовать по взаимному согласию или же мне придется единолично насаждать требуемый порядок. Пока же представлению пора начинаться. Префект!

Квинт Канин шагнул вперед. Даже если он и слышал разногласия трибунов, то ничем этого не выдал.

– Слушаю, трибун.

– Все три когорты уже на плацу. По-моему, пора покончить с этой отвратительной необходимостью.

Канин быстро кивнул и сделал жест своему заместителю, высокому сухопарому человеку с плоским, бесстрастным лицом.

– Пора браться за дело, Торнак. Выводи пленников и готовь их к казни.

С этими словами Квинт вышел вперед и, встав перед застывшими в ожидании когортами, посмотрел на небольшую кучку горожан, решивших, невзирая на холод, собственными глазами увидеть последние мгновения жизни осужденных. Позади него Торнак вывел группу закованных в кандалы пленников. Руки у них были связаны за спиной, и все равно к каждому приставили по паре охранников, на тот случай, если кто-то в последний момент бросится в бегство в попытке спастись от неминуемой участи. Префект кашлянул и громко, насколько хватало голоса, обратился к присутствующим:

– Жители Тунгрорума! Солдаты Первого легиона Минервы и первой и второй когорты тунгрийских ауксилариев! Эти люди, что сейчас перед вами, были схвачены во время попытки грабежа на дорогах империи, некоторые из них со свежей кровью на руках! Наказание за такое преступление одно: смерть. И не колеблясь приведу его в исполнение, тем более если учесть, что это не первый их выход на разбойный промысел – в недавнем прошлом они убивали и грабили не раз. Жители Тунгрорума, некоторые из вас лишились по вине этих разбойников как собственности, так и своих близких. И вот теперь империя от вашего имени воздаст им за все. Готовы ли пленники понести наказание?