Следы ведут в прошлое - Иван Головня Страница 27

– Спасибо, девочка! – дрогнувшим голосом говорит Бондарь. – Вряд ли ты понимаешь, что ты сегодня сделала. О себе не беспокойся – поживешь пока у меня дома. Там тебе будет хорошо… Петр Иванович, – начмил поворачивается к Шмакову, – соедините меня с губмилицией. Нет! С квартирой Онищенко!

Пока Шмаков ожесточенно крутит ручку телефонного аппарата и громко кричит в трубку, вызывая станцию, Бондарь ласково говорит девушке:

– Сейчас я передам в Бережанск твое сообщение, а потом мы будем пить чай, и тогда ты расскажешь обо всем поподробнее. Хорошо?

Девушка согласно кивает головой.

– У телефона товарищ Онищенко! – говорит Шмаков и протягивает Бондарю трубку.

Кончив разговор с начальником губмилиции, Бондарь садится к столу.

– Теперь можно и чайку… – начинает он и, взглянув на девушку, умолкает. Уронив голову на стол, та спит.

21

– Да, вы правы, – соглашается с Онищенко его заместитель Сенченко, полный розовощекий (несмотря на скудное питание) мужчина с гладко зачесанными назад редеющими белесыми волосами. – Ни арестовывать, ни тем более убивать этого Сорочинского нельзя. Этим мы только насторожим Ветра и сорвем операцию. Вот если бы вспугнуть его… Вроде как случайно, чтобы он ничего не заподозрил.

– Вспугнуть можно, – закурив цигарку и пустив к потолку густую струю дыма, говорит Онищенко. – Вспугнуть проще простого. Только, как говорят в Одессе, что мы будем из этого иметь? Подозрение-то у Сорочинского как было, так и останется. Хотя… Если не придумаем ничего получше, придется вспугнуть. – Сделав затяжку и помолчав, что-то прикидывая, начгубмил продолжает: – Вот если мы устроить этому Сорочинскому встречу с членом руководства повстанкома – мнимым, разумеется, – дело другое! Встречается такой человек с Сорочинским, встречается, разумеется, «чисто случайно», подтверждает сказанное Галичем и спроваживает гостя обратно домой. Причем делает это до встречи Сорочинского с настоящим повстанкомовцем. Как?

– Недурно! Только вот… – задумчиво чешет переносицу Сенченко. – Только вот где взять такого человека? Разве что самому встретиться с Сорочинским и представиться одним из руководителей этого самого… губповстанкома.

– И как же вам видится такая встреча? Подходите посреди улицы к Сорочинскому и говорите: «Здравствуйте, пан Сорочинский! Можно вас на пару слов? Я из Бережанского губповстанкома». Так, что ли? – интересуется Онищенко без тени иронии в голосе. – Нет, Никита Степанович, нахрапом тут не возьмешь: бандиты тоже народ тертый. И опасность не в том, что этот чертов Сорочинский раскусит вас, а в том, что, раскусив, может не подать виду. Понимаете? Тогда пиши: все пропало – и операция, и парень… Был бы этот мнимый повстанкомовец да знаком с Сорочинским – тогда совсем другой табак. Но снова же: где взять такого человека?

– Андриан Карпович! – спохватившись, с размаху бьет себя по колену Сенченко. – У меня же лежат списки!

– Какие списки?

– Списки бывших политбандитов и прочей контры, которая, осознав свои ошибки и порвав с прошлым, явилась с повинной.

– Ну и что? – все еще не понимая, куда гнет его заместитель, интересуется Онищенко.

– А то, что мы можем повидать этих людей. Не всех, конечно: губерния большая, – а тех, что живут в Бережанске или вблизи него. А вдруг кто-нибудь из них да знаком с этим Сорочинским! Он-то и мог бы стать тем, нужным нам, человеком.

– А что? – оживляется Онищенко. – Это идея! И даже неплохая… Во всяком случае, лучшую сейчас вряд ли мы придумаем – нет времени. Словом, несите сюда ваши списки, Никита Степанович. И скажите заодно дежурному, чтобы собрал всех, какие есть, людей ко мне. Немедленно. А я тем временем позвоню в гормилицию. Передам приметы бандитов и распоряжусь, пусть немедля организуют их поиск и наблюдение.

– Предупредите, чтобы не вспугнули! – бросает Сенченко, покидая кабинет.

Через минуту он возвращается и кладет на стол тонкую папку, завязанную розовыми тесемками.

– Тут они, субчики! Все до единого.

Онищенко торопливо достает из папки списки и, скользя по ним быстрым взглядом, ставит красным карандашом против некоторых фамилий галочки – отмечает людей, живущих в Бережанске.

Тем временем кабинет начальника губмилиции наполняется подчиненными. Кабинет явно тесноват для такого количества людей, поэтому рассаживаются поплотнее, кое-где по двое на одном стуле. Садятся молча, бросая на начальника выжидательные взгляды.

– Товарищи! – просмотрев списки, обращается к собравшимся Онищенко. – Срочнейшее задание! Пока не выполните, ни о каких других делах не может быть речи. Не пугайтесь! Работы на какой-нибудь час. Сколько вас тут? Так… Двадцать четыре человека. Один даже лишний. Значит, так… Для начала подойдите к столу и пусть каждый из вас выпишет из этого списка по одной фамилии, помеченной красным карандашом. Выписывайте также адрес и место работы этого человека. Для чего это надо, сейчас узнаете.

– Теперь слушайте дальше, – говорит начгубмил, когда люди, покончив со списком, отходят от стола. – Что от вас требуется? От вас требуется уже в самые ближайшие минуты повидаться с вашим «клиентом». В случае необходимости разрешаю временно использовать любой транспорт, какой подвернется под руку, независимо от того, кому он принадлежит. О последствиях можете не беспокоиться. За всех отвечу я сам. Далее. Вам необходимо узнать, знаком ли ваш «клиент» с неким Сорочинским – начальником штаба банды атамана Ветра, действующей в Сосницком уезде. О Сорочинском известно немного. До революции был известным конокрадом. Промышлял на юге нашей губернии. Неоднократно сиживал в тюрьмах. После революции какое-то время пребывал в Красной армии. Летом восемнадцатого принимал участие в боях с Деникиным под Екатеринодаром. Затем переметнулся к Махно. Прослужил у него два года. Был командиром эскадрона. В конце прошлого года оказался в банде Ветра. Это – все, что нам известно пока о Сорочинском. Так вот. Если окажется, что ваш подопечный знаком с Сорочинским, тащите его немедленно сюда.

Оставшись один, Онищенко садится за стол и начинает перебирать бумаги. Затем встает и принимается шагать по кабинету, то и дело с досадой посматривая на настенные часы. Иногда ему начинает казаться, что часы испортились и безбожно врут. Раза два или три Андриан Карпович вынимает свои карманные и сверяет по ним настенные.

Карманные часы начальника Бережанской губмилиции массивные и тяжелые, с серебряным корпусом и открывающейся крышкой. На внутренней стороне крышки вычурным писарским почерком выгравировано: «Беззаветному красному чекисту товарищу Онищенко А.К. за заслуги перед революцией. Ф. Дзержинский. 23 июня 1920 года». Часы эти – предмет особой гордости губначмила. Он бережет их пуще глаза.

Проходит десять минут… двадцать… тридцать… Вестей от гонцов все нет и нет. Молчит и телефонный аппарат. Онищенко раз даже снял трубку и вызвал станцию, чтобы удостовериться, что телефон исправный.

И только в часу десятом дверь кабинета широко распахивается, и в нее вваливается запыхавшийся сотрудник оперативного отдела Михаил Камышев, молодой парнишка со смешливыми глазами на открытом, по-девичьи чистом лице.