Мятежный лорд - Виктория Балашова Страница 27

– Да, – покорно ответил Трелони, уже догадываясь, к чему ведет его друг.

– Я потею, а с по́том из тела выходят болезни, жир, вредные вещества. Они могут выходить лишь таким образом. Так я делаю с юных лет. И вы верно отметили: меня подобная подготовка будет отличать от иных английских графов.

Трелони мудро не стал упоминать изводившие Байрона лихорадки. Странным образом они участились в последнее время, после переезда из Пизы. Эдвард, в свойственной ему манере искать таинственные причины всему вокруг, считал виновными потусторонние силы, которые якобы мстили Джорджу за то, что он покинул старую виллу. Трелони вспоминал легенду об Уголино, съевшего своих сыновей, и твердо верил в привидения, не желавшие покидать Лафранчи.

– Извините, дорогой Байрон! – воскликнул Трелони. – Я не хотел вас задеть упоминанием вашей изнуряющей диеты. Мне, человеку попроще вас во сто крат, сложно не съесть ломоть свежевыпеченного хлеба со шмотком хорошего куска мяса и запить еду домашним вином, которое итальянцы делают отменно, – он сглотнул слюну и посмотрел на пустой стол.

– Смело идите на кухню, мой друг, – заметил его взгляд Джордж. – Несите сюда все, что найдете, а найдете вы немного. Поэтому несите все. Пьетро, будьте любезны, найдите бутыль красного вина, которое вы намедни притащили из деревни, – он вытащил из буфета череп, служивший ему чашей для вина, и махнул рукой: мол, ступайте, друзья, за чем послал…

Разговоры допоздна не мешали Байрону закончить пятнадцатую и шестнадцатую песни Дон Жуана. Уже к середине мая он отправил их Киньярду в Лондон для подготовки публикации. В письме он не преминул опять пожаловаться на Терезу. Джордж не называл ее имени, но другу было понятно, о ком идет речь. Графиня настаивала на сопровождении Байрона в Грецию, хотя ее отцу власти официально позволили вернуться в Равенну.

– Если бы я уезжал к женщине, – жаловался Джордж Мэри, навестив ее как-то вечером, – я бы понял и постарался смягчить удар, чувствуя себя виноватым. Но я еду исполнить свой долг! И еще ничего не решено окончательно, а я опять предстаю в глазах женщины монстром, которому место в аду!

– Тереза тебя любит, – Мэри отвечала спокойно: для нее главным условием счастья стало одно – любимый человек жив, его можно услышать, на него можно посмотреть, прикоснуться к нему, написать письмо, дождаться встречи. – Она слишком любит тебя, а такая любовь разрушает, делает женщину эгоистичной натурой, не способной жертвовать собой ради любимого.

– О, это правда! – Джордж был рад услышать единомышленника. – Я бы хотел видеть дело в ином свете, но ведь ты права, Мэри! Женщина неспособна рассуждать здраво… За редким исключением. Мадам де Сталь доказала, другие примеры существуют в женской природе. Однако помнится, еще моя матушка изводила меня беседами, в которых здравый смысл отсутствовал, – лишь одно желание приковать человека к себе цепями, неразрывными узами, основанное на глупых измышлениях, слухах, сплетнях и наговорах соседей.

Джорджа стесняла и тяготила обязанность терпеть скандалы Терезы. Ее появление перестало вызывать улыбку на его лице. Впрочем, меланхолия и грусть потихоньку отступали у него на второй план на фоне активной подготовки к высадке в Греции. Приходилось утрясать массу вопросов, в том числе финансовых. Сначала Байрон получил аккредитив на две тысячи фунтов, но, поняв, что этих денег ему может не хватить, просил Киньярда увеличить сумму до пяти тысяч.

– В Греции я пробуду года три-четыре, – рассуждал он во время ежедневных бесед с Трилони и Пьетро. – Здесь мне такие деньги не нужны. Если я не уеду, аккредитив будет аннулирован. Я веду весьма скромный образ жизни, и для личных нужд мне хватает весьма скромного бюджета. Но в Греции понадобится закупать оружие. Потом, вдруг я решусь собрать собственный отряд? Не исключены иные траты…

Выступление планировалось не ранее июля. Погода уже в мае способствовала морскому переходу: ярко светило весеннее солнце, на небе – ни тучки, ни облачка, ветер дул в нужном направлении, и «Геркулес» в любой момент был готов надуть паруса. В Альбаро от пышной зелени становилось больно глазу. Виноградники заполнили склоны, а между ними вились узкие дорожки, по которым брели редкие крестьяне. Рано утром и вечерами прихожане шли к церкви. Джордж смотрел из окна своей комнаты на простиравшийся перед ним вид, и у него создавалось страшное ощущение погружения в болото, в трясину, в омут, из которого не выбраться. Ведь похожие пейзажи он видел когда-то в Англии. Казалось, за прошедшие годы он не сдвинулся с места. Так и смотрел на пыльную дорогу, на церковь, на людей, загоревших от южного солнца… Те же лица с отпечатком уныния и безволия, то же странное ощущение незыблемости бытия – в любом месте, в любом городе, – преследующее его, тисками сжимавшее сердце…

– Вы помните сердце Шелли, Джордж? – неожиданно спросил Байрона Хант, за минуту до этого рассуждая на совсем иные темы. – Зачем мы забрали его из пепла, вытащили из костра?

– Вы же видели: оно не хотело гореть, – не задумываясь, ответил Джордж. – Мы вытащили сердце, отдав его вам, что Мэри, конечно, простить не смогла, устроив всем выволочку. Вполне справедливо, однако.

– Она до сих пор хранит его?

– Уверен. Отчего вы спрашиваете, Ли? – недоумевал Байрон. – Вы по-прежнему не в силах простить? По большому счету сердце в самом деле принадлежит Мэри. Даже не пытайтесь убедить меня в обратном.

Хант нахмурился: разговор принимал не тот оборот, на который он рассчитывал. Страшные предчувствия, изводившие его в Генуе, вдруг приняли совершенно реальный, непредвиденный оборот.

– Тело следует захоронить целиком, – пробормотал он. – Часть Перси витает среди нас, не давая покоя. Разве вы сами, дорогой друг, не видите, что он не упокоился нормально в могиле? Разве не понимаете, что сердце следует отвезти в Рим и там положить рядом с прахом? С вашим пониманием подобных явлений, разве вы не хотите потребовать у Мэри…

– Потребовать что? Забыть любовь? Забыть Перси? – Байрон нахмурился. – Вы серьезно считаете, что Перси причиняет нам зло? Нет, он предупреждает и всегда будет предупреждать нас.

– Если Мэри захоронит сердце, то разве помощь Шелли станет меньше? Разве обязательным условием предупреждений является сохранение части его тела у себя?

Проснувшийся у Ли интерес к сердцу Перси, не сгоревшему в погребальном костре, вызвал у Байрона удивление. Но не успел он обдумать ответ, как в комнату вошел Трелони, по обыкновению, без приглашения и даже стука. Он услышал конец разговора и тут же присоединился к беседе.

– Подобные вещи действуют странным, таинственным образом, – начал Эдвард. – У нас был случай: одного лорда утащила акула. Да, дорогой Ли, именно утащила! Сие происходило в весьма жарких странах. Лорд собирался на шлюпке достичь берега, дабы узнать, что нас там ожидает. С ним пошли три моряка. На их глазах, дорогой друг, – Трелони выразительно посмотрел в глаза Ханту, – акула словно выпрыгнула из воды и схватила лорда за ногу.

– Как звали того знатного джентльмена? – спросил Хант. И Байрон, и Трелони посмотрели на него укоризненно: какие тут имена при таком ужасном стечении обстоятельств.