Проклятие палача - Виктор Вальд Страница 27

Крысобой посмотрел на лекаря. Юлиан Корнелиус зажал нос рукой и отвернулся к борту. Он также не желал познакомиться с мечом железного гиганта, но не имел той силы воли, которой гордился комит, и не мог себя сдержать.

– Хватит. Вытаскивай его! – велел второй железный человек.

И это было произнесено таким же немыслимо уродливым голосом и с той же, вызывающей смех интонацией.

«Пожалуй, если им надоест махать мечом, то они не пропадут. На ярмарках и при дворах властителей им цены не будет», – едва не сорвался в хохоте Крысобой.

В немом припадке он закивал головой и, чтобы как-то себя успокоить, стал вытаскивать из морских волн жертву в синих одеждах.

– Все, хватить набивать свои утробы моим сытным обедом и чесать задницы. Весла на воду. Где этот проклятый комит? Вынимай это синее чудовище. Подавай команду. В путь! В путь!

На громовой голос герцога тут же отозвались бронзовые свистки подкомитов, сигнальная труба и громкие выкрики старших по командам. Галера задрожала от топота босых пяток, заскрежетала уключинами весел, задышала сотнями человеческих грудей.

Тех, кто наблюдал за ныряниями сошедшего с ума лодочника, как ветром сдуло. Крысобой, при помощи двух гребцов последней банки, с трудом перевалил через борт огромного мужчину, отяжелевшего еще и от того, что его синие одежды впитали множество ведер морской воды.

Эта тяжелая работа не на шутку разозлила комита, и он в сердцах пнул ногой обмякшее тело, что грудой лохмотья легло на доски палубы.

– Мне гораздо легче было тебя убить. Скажи спасибо этим…

Крысобой не договорил, но красноречиво кивнул головой в сторону двух огромных воинов. Гудо приподнял голову и так же посмотрел на них. Но он не увидел лиц. В открытых забралах все так же бледнели бесстрастные маски, ко всему безучастных людей.

* * *

Прошлую ночь Гудо почти не спал. Тысячи мыслей придавили его мозг и требовали их осмысления. Слишком долго он был в беспамятстве и в безызвестности.

Такое с ним случалось. В юности, после ранения в голову, часто. С годами все реже, но во времени дольше. Это состояние, когда Гудо все слышал, двигался, приседал, вставал, но при этом ничего не видя пред собою, и никак не отзываясь на голоса других, сразу же было замечено мэтром Гальчини. Он с интересом наблюдал за поведением своего ученика и делал заметки на серых листах бумаги. Наверное, мэтр, если бы пожелал, мог многое и весьма забавное рассказать своему ученику о его болезненной странности. Но он ограничился лишь тем, что нехотя, вполоборота бросил несколько слов и то, скорее для себя:

– Периодичность провалов памяти есть. Есть и другое – провал и при всплеске чувств. Особенно когда тревога хватает за сердце. Наверное, мозг и сердце имеют какую-то связь. Скорее печальную. Любопытно будет понять. Любопытно…

Гудо не было любопытно. Ему было печально. И в тоже время приходилось признать, что учитель скорее ошибался, считая провалы в памяти ученика физической сущностью связи сердца и мозга. Его ученик в последнее время пришел к другому выводу.

Господь! Его дух святой! Вот кто милостью своей спасают пылающий мозг раба своего в те мгновения, когда серые извилины разогреваются до красна. Спасители Гудо не дают силам зла совершить ужасный грех. И в тоже время святостью своей они указывают путь, по которому он должен следовать, чтобы получить прощение. Значит, Господь подправляет жизненный путь человека, которого он создал как физического и духовного урода.

Почему? Разве кто сможет за Господа ответить, или даже предположить сделать это? И не стоит вопрошать его, ибо ответ невозможно услышать. А тем более понять. Просто нужно жить. А понимать можно только то, что уже произошло.

Бог милостив и справедлив. Чтобы он не сделал – это во блага человека и человечности. Его дела важны и нужны. Он погружает Гудо в беспамятство, чтобы исправить его путь.

Ведь привел Господь бессознательного Гудо к порогу Аделы. Остановил Гудо у проклятой виселицы и вернул за тайным наследием тамплиеров. Дал ему Аделу, отнял, чтобы потом опять отдать.

А что же сегодня? Адела рядом и не с ним. А что будет завтра? Мысли, мысли, мысли…

Тысячи мыслей давят мозг, превращая его в лепешку. Вот только бы еще не думать о чудовище герцоге, и о том, на что он способен. Тогда точно можно сойти с ума.

* * *

Джованни Санудо со скукой осматривал берега Эпира, от которых поднимались горы Пинда [44]. Их голые, суровые скалы навивали ему неприятные чувства. Такое бывало с ним каждый раз, когда за кормой оставались сказочные берега Далмации, и начинались неприветливые огромные камни родины самого знаменитого из царей-полководцев, горе известного Пирра [45].

Ах, как прекрасна Далмация с ее многочисленными островами, щедро покрытыми вечнозелеными деревьями, кипарисами, кустарниками лавра. На них тысячи трав, а еще больше цветов. Даже отстоящие далеко от берега и едва сбрызнутые дождями острова благоухают и буйствуют разноцветьем. В их прозрачных голубых водах нескончаемый запас ракообразных, моллюсков и рыбы, которыми лакомятся верткие тюлени-монахи и благородные дельфины.

А горы! Они как воины стоят на защите плодородных долин и дают начало полноводным рекам. Их смешанные хвойно-лиственные леса полны зверья и дичи. Бурые медведи, волки, лисы, лесные коты жиреют от изобилия оленей, косуль, серн, зайцев и барсуков. А в густых кустах, на болотцах и ручьях тысячи и тысячи глухарей, куропаток, гусей, аистов, журавлей. На них, с высоты сосен и кедров, спокойно созерцают всегда сытые коршуны, соколы и белоголовые орлы. С таким изобилием пищи, хищным птицам безразличны тысячи ящериц, змей и черепах, которые с наслаждением греют свои тела на прогретых солнцем прибрежных склонах.

А там за горами столетние оливковые рощи, ряды мандариновых и лимонных деревьев, растянувшиеся виноградники и плодородные поля. Изобилующие рыбой полноводные реки тихо несут свои воды в густой тени лесов из ивы, тополей, дубов, липы и кленов.

И над всем этим раем чистейший воздух, сладостно пропитанный ароматом лаванды и цветущей мирты!

Конечно и в горах Пинда есть свои прелести, но все же больше в них серо-черных тонов, густых молочных туманов, опасных пропастей и злобного завывания неутомимых ветров.

Эх, если бы не срочные дела, если бы не нужно было посетить двор сербского короля Стефана, находящегося сейчас в Арте [46], в связи с задуманным им грандиозным планом, то Джованни Санудо не спеша проплыл бы вдоль неприветливых скал, а не подвергал свою жизнь возможным опасностям.