Предания о самураях - Джеймс С. Бенневиль Страница 27

Пребывание Сукэсигэ в Хитати было недолгим. В конце девятого месяца 23 года Оэй (октября 1416 года) поступило распоряжение его отца отправлять новобранцев Огури маршем в Камакуру для оказания помощи Уэсуги Дзэнсю, известному также как Инукакэ Нюдо по месту его проживания и его выбритой макушке священника. Познакомиться с ходом этих событий полезно, чтобы понять связку нашего рассказа, и к тому же конкретные подробности современными ему историками толкуются в искаженном виде. В любом случае обстановка тогда складывалась достаточно грозная, чтобы отмобилизовать для участия в ее нормализации Сукэсигэ с его Десятью храбрецами. Итак, молодой сёгун отправился вместе с ними верхом во главе 1700 самураев, представляющих род Огури.

Инукакэ Нюдо с его дурным нравом в конечном счете довел ситуацию до крайнего обострения. В начале 23 года Оэй (1416) во время утонченной аудиенции, не лишенной острых углов и устроенной его сёгуном, главный министр получил отповедь по нескольким направлениям. Отстранение от должности показалось ему тем горше по той причине, что на пост сицудзи выбрали Уэсуги Норимото из дома Яманоути. [23]При его одаренном сыне Норизанэ правительство функционировало в высокомерной манере Уэсуги с полным попустительством расточительству и капризному нраву сёгуна Мотиудзи. При этом обращалось слишком мало внимания на деяния Дзэнсю. Последний удалился в свое поместье, располагавшееся в красивой долине Инукакэ рядом с дворцом Окура (Кубоясики), и там не только просто сосал лапу. Нюдо Дзэнсю теперь находился с официальным визитом у сёгуна Мицутаки во дворце Мидо.

Мицутака приходился братом Мицуканэ и поэтому дядей Мотиудзи. Более того, у него был приемный сын Мотинака – совсем еще юный, приходившийся младшим братом Мотиудзи. Тем не менее его в полной мере коснулись перипетии и завихрения политики в тогдашней Японии. Представленный сёгуну в его присутствии Дзэнсю простерся перед ним и со слезами на глазах сказал: «Когда из мелких недоразумений раздувают большие обиды и ищут оскорбления, где их никто не подразумевает, дела приобретают самый неблагополучный поворот. Нюдо считал большим оскорблением то, что его заставляли осуждать своего господина. Послушного ребенка никто не считает подхалимом, а преданного вассала – льстецом. Сюзерена никто не осудил, наоборот, он приехал к нюдо излить на него свою злость. Прошло совсем немного времени с тех пор, как Норимото подверг сомнению престиж дома нашего владыки, но до сих пор он правит землями в качестве сицудзи, а его сын Норизанэ ждет наследования вразрез со всеми прецедентами. Дверь тюремной камеры остается открытой, а он придерживается правил летящего дракона. Но мир стремительно меняется. События нарастают. Прошу покорнейшее обратить ваше внимание на план, с помощью которого появляется надежда разобраться в этом деле и спасти дом с его предназначением от рук распутного и пьющего князя». Обливаясь слезами, сдерживая горький гнев, сопровождая свои действия тщательно подготовленной речью и грустной улыбкой, он подал свое прошение князю Мицутакэ.

Князя не составило труда убедить в том, что его дому угрожает опасность и что под надзором Дзэнсю спасти этот дом сможет как раз его же сын. Чем дольше Инукакэ Нюдо улыбался и мягче становился его голос, тем больше он приходил в бешенство, которое считал естественным состоянием души при своем тщеславии. Он тянул время для размышлений, однако Нюдо продемонстрировал преимущество стремительно поднятого мятежа. «Кроме того, – намекал он, – все необходимое уже под рукой, ведь сёгун ничего не подозревает. Один стремительный удар, и этот человек окажется полностью в руках вашей чести. Когда известия дойдут до сёгуна, он смирится со свершившимся фактом и противиться не будет. Таким образом, дом, основанный великим предком князем Такаудзи, будет сиять во всей его славе. Кроме того, наш канто может выставить войско, вдвое превосходящее вооруженные отряды Киото». И в этом он был прав. В основу своих честолюбивых планов канрё Канто положил единство интересов Канто. Верхушка Киото отвлеклась на стремительное назначение и свержение императоров; букэ (Дом сёгунов) и кугэ (придворные вельможи) никак не могли прийти к единому мнению по этим вопросам. В этой связи постоянно замышлялись и осуществлялись мятежи.

Нюдо со знанием дела сообщил князю о наличии средств для практических действий. От Канто к Камакуре двигалось войско самураев, и его отряды уже были совсем рядом. Представители родов Тиба, Нитта, Сибукава, Такэда, Огасавара, Камо Сога, Дои, Насу, Уцуномия, Никайдо, Сасаки, Кидо возглавляли армию численностью 113 тысяч человек, к которой примкнул отряд Огури. Среди немногих заслуживающих полного доверия отрядов можно назвать рать клана Юки, однако, отрезанные неожиданным маневром, они не могли идти пешим строем или послать в Камакуру гонцов с известиями. В конечном счете в начале десятого месяца (конце октября) это многочисленное войско спокойно овладело всеми входами в город. Воины разбили лагеря при полном вооружении. Даже лошади, казалось бы, соблюдали маскировку и тишину, тихо пожевывая овес и не решаясь им хрустеть. Мицутака и Мотинака из дворца Син-Мидо взяли на себя заботу о великом госте. Удзинори покинул ясики Инукакэ, чтобы взять командование на себя.

В Камакуре узнали о происходящем, когда огромное войско пришло в движение. Великий страх и ужас наступил, когда Дои, Цутия и Тиба покинули Гокуракудзи и вошли в кварталы Сака-но Сита в Хасэ. На противоположной стороне Хитати и Симоса отряды находились в Канадзаве, и им принадлежал контроль над Асахинакиридоси. Там ждали появления западных рекрутов. Отряды Такэды и Нитты двигались на Яманоути. Ни о чем не подозревавший Мотиудзи валялся в пьяном забытьи. Потом в венчальную камеру в спешке прибыл Кидо Сёгэн Мотисуэ. Он громко постучал снаружи. Поднятый с постели визитерами князь Мотиудзи не мог поверить в привезенные ими известия. Все знали, что Инукакэ Нюдо сказался больным. Его сын Тюму-но Тайсукэ считался таким же необщительным человеком, как и его отец, и таким же отшельником. Мотисуэ плакал от испуга и боли. Увы! Его господин вел себя очень глупо. Враги находились уже рядом, и всю территорию Канто заняли отряды под командованием Дзэнсю. Из-за беспечности его владыки судьба его дома выглядела погибельной. Всю долину Камакура покрывали отряды противника. Надо было бежать до того, как начнется штурм дворца, так как в теснине кварталов ни о какой обороне речи идти не могло.

Когда Мотиудзи в конечном счете удалось внушить необходимость прислушаться к голосу разума, тот в спешке схватил одежду, чтобы переодеться и предстать другим человеком. Мотисуэ ждал его с тридцатью всадниками. У Дзюни-сё они пересекли небольшую речку, протекавшую перед дворцом, и поспешили вверх по горной тропе в сторону Мёходзи и Нагоэдоси. [24]Добравшись до деревни Коцубо, они раздобыли рыбацкую лодку и на веслах поторопились к берегу возле Юигахамы. Одна из возможностей соединиться с отрядом Сицудзи у его поместья Сасукэ состояла в том, чтобы просочиться по тылам противника, где можно было незаметно проскочить, так как пестрая армия сосредоточилась на узких путях Юигасато. Этот план оправдал себя и принес успех предприятию. Норимото ничего не подозревал, как и сам Мотиудзи. Норизанэ развлекался на пиру с возлияниями сакэ. Скачка продолжалась до встречи с Уэсуги Сури-но Таю. «Инукакэ Нюдо при поддержке всего Канто ведет наступление на Кубоясики. Если не найдется средств противостоять ему, тогда все пропало». В конечном счете дело было семейное. Когда Норизанэ застегивал свои доспехи, на ум пришли поэтические строки Тода Когэна: