Соратники Иегу - Александр Дюма Страница 27

Когда было решено предпринять военную экспедицию в Египет, главнокомандующий одним из первых избрал Ролана для участия в этом бесполезном, но романтическом крестовом походе. Как раз в это время Ролан узнал о смерти отца. Бригадный генерал де Монтревель был убит на ]Рейне, меж тем как его сын сражался на Адидже и на Минчо. Получив отпуск, Ролан отправился к своей матери.

Госпожа де Монтревель, Амели и юный Эдуард жили на родине генерала, в трех четвертях льё от Бурка, в так называемых Черных Ключах, в прелестном доме, который называли замком; этот дом и несколько сот арпанов земли, приносившей от шести до восьми тысяч франков дохода, были единственным достоянием генерала.

Несчастная вдова была сильно опечалена отъездом Ролана в эту рискованную экспедицию: потеряв мужа, она страшилась потерять и сына; нежная и кроткая креолка не обладала суровым патриотизмом спартанских матерей.

Бонапарт, горячо любивший своего товарища по Военному училищу, позволил Ролану явиться к нему в Тулон в самый последний момент.

Но Ролан так боялся опоздать, что решил сократить время отпуска. Он расстался с матерью, дав ей обещание (которое, впрочем, не собирался исполнять) не рваться навстречу опасности, и приехал в Марсель за неделю до отплытия флота.

Мы вовсе не намереваемся описывать Египетскую кампанию подробней, чем Итальянскую. Сообщим лишь то, что поможет нам понять смысл описываемых событий и характер Ролана в различные моменты его развития.

Девятнадцатого мая 1798 года Бонапарт со своим штабом отплыл, взяв курс на восток. 15 июня мальтийские рыцари вручили ему ключи от крепости. 2 июля армия высадилась в Марабуте; в тот же день была взята Александрия; 25-го Бонапарт вступил в Каир, разбив мамлюков у Шебрахита и у пирамид.

Во всех этих переходах и сражениях Ролан оставался верен себе: был весел, отважен, остроумен, шутя переносил дневной палящий жар и ночные ледяные росы, с пылом героя или безумца бросался на сабли турок или под пули бедуинов.

Надо сказать, что во время сорокадневного плавания Ролан не отходил от переводчика Вентуры и, при своих блестящих способностях, если и не научился свободно говорить по-арабски, то изъясняться на языке врагов он мог.

И нередко случалось, что главнокомандующий, не желая прибегать к услугам постоянного переводчика, поручал Ролану вести переговоры с различными муфтиями, улемами и шейхами.

В ночь с 20 на 21 октября в Каире произошло восстание арабов. В пять часов утра в штабе узнали о гибели генерала

Дюпюи, заколотого копьем; в восемь часов, когда уже считали, что восстание подавлено, прибежал адъютант убитого генерала с известием, что бедуины, обитатели пустыни, хотят ворваться в город через Баб-эль-Наср, или ворота Победы.

В это время Бонапарт завтракал со своим адъютантом Сулковским, опасно раненным под Салихией и с трудом вставшим с постели.

Встревоженный Бонапарт забыл о тяжелом состоянии молодого поляка.

— Сулковский, — сказал он, — возьмите пятнадцать отборных солдат и узнайте, зачем сюда лезет этот сброд.

Сулковский встал.

— Генерал, — попросил Ролан, — поручите это мне: вы видите, что мой товарищ еле держится на ногах.

— Верно, — отвечал Бонапарт. — Ступай.

Ролан вышел из палатки, взял пятнадцать солдат и поскакал к воротам.

Но приказ был отдан Сулковскому, и тот во что бы то ни стало хотел его исполнить.

Он отправился, в свою очередь захватив пять или шесть человек, готовых к бою.

То ли в силу случайности, то ли потому, что Сулковский лучше Ролана знал улицы Каира, он прискакал к воротам Победы первым.

Через минуту-другую примчался Ролан и увидел, что арабы уводят с собой французского офицера, перебив всех его солдат.

Иной раз арабы, беспощадно убивавшие солдат, оставляли офицеров в живых, в надежде на выкуп.

Ролан сразу же узнал Сулковского, он указал на него саблей солдатам, и те галопом помчались на арабов.

Через какие-нибудь полчаса единственный уцелевший солдат явился в ставку главнокомандующего и сообщил, что Сулковский и Ролан убиты и с ними еще двадцать один человек.

Как мы уже говорили, Бонапарт любил Ролана как брата, как родного сына, не меньше, чем своего пасынка Эжена. Ему захотелось узнать подробности этого несчастья, и он стал расспрашивать солдата.

Тот видел, как арабы отрубили Сулковскому голову и привязали ее к луке седла.

Под Роланом была убита лошадь. Он высвободил ноги из стремян и некоторое время сражался пеший; но вскоре он исчез в толпе арабов, стрелявших в него чуть не в упор.

Бонапарт тяжело вздохнул, смахнул слезу, прошептал: «Еще один!» — и, казалось, перестал думать о Ролане.

Все же он осведомился, к какому племени принадлежали бедуины, убившие двух самых дорогих ему людей.

Выяснилось, что это одно из мятежных племен, которое обитало в селении, находящемся примерно в десяти льё от Каира.

Бонапарт подождал месяц, чтобы арабы поверили, что останутся безнаказанными, потом приказал одному из своих адъютантов, Круазье, окружить селение, разрушить хижины, отрубить головы всем мужчинам, положить эти головы в мешки, а всех оставшихся в живых, то есть женщин и детей, привести в Каир.

Круазье добросовестно исполнил приказание. Всех пленных женщин и детей привели в Каир, но среди них находился один араб, связанный и прикрученный к седлу.

— Почему оставили в живых этого араба? — спросил Бонапарт. — Я же велел обезглавить всех способных владеть оружием.

— Генерал, — отвечал Круазье, который с трудом выучил десяток-другой арабских слов, — когда я собирался снести голову этому человеку, мне показалось, что он предлагает обменять его на одного пленного француза. Я решил, что мы всегда успеем отрубить ему голову, и привез его сюда. Если я ошибся, эта церемония состоится здесь. Мы ничем не рискуем, если ее отложим.

Позвали переводчика Вентуру и стали допрашивать бедуина.

Араб рассказал следующее: он спас жизнь французскому офицеру, тяжело раненному у ворот Победы; этот офицер изъясняется по-арабски; по его словам, он адъютант генерала Бонапарта; араб отправил его к своему брату, врачу, лечащему бедуинов соседнего племени, там и находится сейчас пленник, и если его, араба, обещают оставить в живых, он напишет брату, чтобы пленника привезли в Каир.

Возможно, что араб придумал такую басню, чтобы выиграть время, но это вполне могло оказаться и правдой; во всяком случае, стоило подождать.

Араба посадили под стражу, ему предоставили талеба, который написал под его диктовку письмо, и араб приложил к бумаге свою печать; затем один каирский араб был послан вести переговоры.

В случае если посредник добьется успеха, бедуину сохранят жизнь, а посреднику отсыплют пятьсот пиастров.