Ола - Андрей Валентинов Страница 26

– Неужто в крестовый поход? – донеслось из-под шлема. – Славно, сеньоры, славно!

Я только вздохнул. Ну, Дон Саладо! А громоздкий нас словно услышал. Услышал, ручищу поднял, да так, что рукав черный сполз. Ух, ручища!

– Но не от мавров беда эта, не от турок даже, не от французов и не от португальцев! Враг – в нашем доме, в нашей родной Кастилии. Тут, среди нас, готовит он измену черную. Имя же ему – Легион, ибо многочисленны сии бесы, наш дом запрудившие!…

– Бесы-то в свиньях… – тихо-тихо проговорил сеньор Рохас, а мне вновь не по себе стало. Молчал бы лучше!

– Я понял, кажется, сеньоры… Ах, сволочи!

Не молчит! Рот ему, что ли, заткнуть, толстячку? Уже и соседи коситься начали!

– Кто же враги эти, дети мои? Кто?!

Эге, да это уже другой – длинный, худой как жердь. Но тоже – черно-белый.

– Кто? Спросите меня, добрые граждане Касальи! Спросите меня, скромного брата Луне!

– Кто?! – единым вздохом отозвалась толпа. – Кто-о-о?!

– Знаете вы их! – заверещала жердь. – Хорошо знаете, дети мои! Кто распял Христа, Господа нашего? Кто погубил Его апостолов? Кто забил камнями святого Яго, нашей Кастилии покровителя?

– Но не только в давние годы злодействовали они! – вновь вступил бас. – Но и наши дни мерзостью их переполняются. Правда, фра Луне?

– Правда, фра Мартин! – радостно подхватила жердь. – Кто дерет с вас безбожные проценты, деньги в рост отдавая? Кто упивается кровью добрых христиан? Кто презирает веру Христову и над таинствами глумится? Кто маврам проклятым первый помощник? Кто-о-о-о?

– Иудеи! Иудеи! – глухо пронеслось над толпой.

– Кто-о-о?!

– Жиды-ы-ы-ы-ы-ы!!!

Я покосился на своих спутников. Дон Саладо недоуменно моргал, ладонь к уху приложив, – не понял, видать. А толстячок замер, губы свои тонкие закусил…

Этот-то понял!

– Поглядите на них, на христопродавцев! – вновь загремел бас. – Всегда они отвергали учение наше и христианских обрядов сторонились, от креста святого отворачивались. Да посмотрите только на них! Они – пропойцы и обжоры, жрущие и пьющие за наш счет! Правда, фра Луне?

– Правда, фра Мартин! – взвизгнула жердь. – Разве не жарят они лук и чеснок на растительном масле, оттого и воняют гнусно – и они сами, и дома их. Воняют! Воняют! Воняют!…

Я не удержался – принюхался. Кажется, я попал в синагогу!

– …Они мерзкие, гадкие, уродливые, похотливые, отвратительные, жестокие! Даже у соседей наших, португальцев, нет в языке слова «жестокий». Говорят они «judeu» – «иудей». Naosejajudeu – жестоким не будь, то есть не будь иудеем! Не будь жидом! Правда, дети мои? Правда?

Зашумело, загудело. Но, странное дело, люди словно очнулись. Переглядываться стали, плечами пожимать. Перемудрил фра Луне. Португальцы кастильцам не указ!

– А еще ведомы они хитростью своей змеиной! – пришел на помощь бас. – Многие, страха ради своего иудейского, согласились принять Завет Христов. Можем ли мы верить им?

И вновь – стихла толпа. Иудеев ругать – дело привычное, да и где встретишь в этой глуши иудея? Но речь сейчас, кажется, не о них.

– Не можем! Не можем! – что есть силы завопила жердь. – Иудей – всегда иудей! Даже если примет он для вида Завет Христов, то в душе иудеем остается, и праздников наших не чтит, и свинину не вкушает, и шаббат свой мерзкий соблюдает. Ведь правда, фра Мартин?

– Правда! – грянул бас. – И не только сами в ереси своей иудейской остаются, но и добрых христиан к тому склоняют. Недаром зовут их «марраны», что означает «проклятые»!

– Марраны – от слов «Марран-атха» – «Господь идет»! – не выдержал сеньор лисенсиат.

Его не услышали – к счастью, конечно. А достойные братья между тем переходили к главному.

– Вы скажете, добрые граждане Касальи, что не ваша это забота, – загремел фра Мартин. – Ибо есть власти светские и духовные, коим такими делами ведать надлежит. К тому же мало в ваших краях тех, о которых речь сегодня идет. Значит, нет для вас в том беды. Так ли это, фра Луне?

– Нет! – пустила петуха жердь. – Ошибаются они, фра Мартин! Ибо зло проникло даже в эти края! Так знайте же, добрые граждане Касальи, что совсем недалеко отсюда, в трех днях пути, совершено страшное дело. Страшное, умом непостижимое! Гнусные иудеи, под личинами христианскими рожи свои жидовские скрывающие, выкрали прямо из церкви ребенка, и пытали его, и бичевали, распяли на кресте, и вырезали сердце! А чтобы не думали вы, что все сие – лишь сплетни, то скажу, что случилось это чуть больше трех месяцев назад на Страстной неделе, в селении, именуемом Ла-Гвардия, и звали того ребенка Хуан Мартиньес, отец же его – тамошний чесальщик шерсти, мать же – блаженная женщина, слепая от рождения…

Колыхнулось море – с ревом, с шумом, с грохотом. Колыхнулось, плеснуло выше черепичных крыш.

– Какие сволочи! – выдохнул сеньор лисенсиат. – Господи, какие сволочи!

И вновь не услышали его. А если и услышали – то не поняли. Решили, видать, что ученый человек гнусных марранов ругает.

Повезло нам, что так решили!

– Надо что-то делать, что-то делать, что-то делать! – бормотал толстячок, пальцы свои узлом сцепляя. – Это же толпа, стоит ее подтолкнуть – и все! Надо обратиться к властям, есть же тут власть!

Не стал я отвечать. Вот ведь умный вроде, а непонятливый. Да вот она, власть, – рядом с этими крикунами стоит. Вон и алькальд, староста здешний, и судья, и, понятно, парни из Эрмандады.

Разве сами эти псы господни такое придумали?

А жердь черно-белая между тем словно выросла, ростом выше стала, вверх потянулась, тощую руку с крестом вперед выставила, лысой макушкой сверкнула.

…Взвизгнула! Да так, что вороны над крышей церковной засуетились.

– А нет ли в славном городе вашем оных марранов, кои Христа и Деву Святую что ни день предают, а? А не поискать ли?

И в ответ – дружное, слитным хором десятков голосов:

– Бе-е-е-ей!!!