Рене по прозвищу Резвый - Елена Кондаурова Страница 26

— Дурень, смотри, он же оправдывается! Ты хоть раз видел, чтобы наш капитан перед кем-то оправдывался? И вообще что-то тесновато у нас на корабле стало, а?

Насчет капитана Рене был согласен. Месье де Монтеня он знал мало, но и того, что он знал, хватило для того, чтобы сказать, что тот скорее прибьет кого-нибудь, чем станет оправдываться. Да и насчет тесноты…

— Пожалуй, ты прав, — согласился он с Сиплым. Капитан, конечно, планировал набрать здесь несколько человек команды, но не столько же.

Рене остро пожалел, что снизу им плохо видно. Борт мешает, да еще и мешки загораживают.

— Сиплый, у тебя же труба есть, — вдруг вспомнил он, — доставай, сейчас посмотрим, что там у них происходит!

Сиплый, выругавшись по поводу того, что такая идея ему самому не пришла в голову, достал трубу и пристроился сбоку от мешков. Немного погодя выругался уже жестче и вполголоса.

— Там солдаты губернатора!

— Что?

— Солдаты? — переспросил Жиль. И мрачно добавил: — И почему это меня не удивляет?

— Это из-за «Скромницы»? — предположил Рене.

Сиплый ощерился.

— Да уж скорее всего. Из-за нее, родимой.

— Что будем делать?

Сиплый снова уставился в трубу.

— Да ничего. Ждать.

Несколько минут они молча наблюдали, изредка высовывая головы из-за мешков и надеясь неизвестно на что, и несколько выпустили из поля зрения собственные тылы. Поэтому жизнерадостный окрик:

— Ого, Сиплый, а пацан-то твой прям талисман какой-то! Смотри-ка, тебе везти начало! — заставил их подпрыгнуть на месте.

— Хвост, раздери тебя гарпун, не перестанешь орать — прирежу! — полушепотом гаркнул Сиплый.

— А я не ору, я тихо разговариваю! — уже шепотом возразил Хвост, пристраиваясь рядом с Сиплым. — Слушай, я серьезно, вам-то как удалось не оказаться там? — Он кивнул в сторону захваченной солдатами «Отваги».

— Как, как… — просипел тот, не отрываясь от подзорной трубы. — Опоздали мы благодаря моему пацану. Наверное, он и правда удачу приносит. А ты чего тут отираешься? Случайно не в курсе, по какому случаю у нас там шмон?

— Случайно в курсе, — отозвался Хвост, тоже пытаясь рассмотреть, что происходит на корабле. — Я ведь тоже сегодня подзадержался. Иду и думаю, ну все, Хитрец без меня уйдет, и вот подхожу я к зданию портовой управы и вижу, как солдаты оттуда такой хорошей кучкой выходят, и этот хмырь пернатый у них во главе. А знаешь, кто вышагивал рядом с ним? Наш Шакал. Сука. Ну у меня тут что-то внутри екнуло, ох, неспроста, думаю, такая бражка вспенилась. Шмыгнул я в подворотню, но все равно поглядываю, что да как. Они ко мне спиной стояли и потому не видели. И вот вижу я, что пернатый этот дает Шакалу кошель с золотишком, сердечно благодарит и говорит, что теперь он волен идти на все четыре стороны. Ну а дальше все просто. Эх, не успел я наших предупредить! Из-за проклятой раны бегун из меня никакой. Теперь вот хожу вокруг, поглядываю, может, еще кто из опоздавших объявится.

— Вот …! — выругался Сиплый, опуская трубу. — На… в…! Шакала я своими руками придушу!

— Слушай, Сиплый. — Хвост придвинулся к нему поближе. — Нам, это, линять отсюда надо. Капитану и остальным мы все равно ничем не поможем, разве что составим компанию на виселице, а наши имена из них точно вытрясут. Если Шакал уже не доложил, конечно. Не знаю, как вы, а я свою молодую жизнь так бездарно заканчивать не собираюсь. Я тут осмотрелся немного, Эдвин Каракатица через пару часов отходит. Может, к нему двинем?

— Каракатица? — с отвращением хмыкнул Сиплый, глядя на напряженно ожидающего его решения Хвоста. — Так ты поэтому тут крутился, что в одиночку к нему идти не хотел?

— Ну и поэтому тоже, — не стал отказываться тот. — Ты же его знаешь, к нему без поддержки соваться — верная смерть. Но деваться нам некуда, сам понимаешь, к вечеру наши имена каждая собака будет знать, а если за наши головы объявят награду, то и того раньше. Следующий корабль уйдет только утром. Мы столько не продержимся, Сиплый! Друзья — они только до той поры друзья, пока перед ними золотишком не потрясли. Давай решайся — либо жить, либо сдохнуть!

— Да не гони волну, Хвост, — раздраженно бросил Сиплый, снова берясь за трубу. — Наш Хитрец тоже не лыком шит, может, отбрешется еще. Подождем, чем дело кончится.

Тот не стал спорить.

— Ладно, подождем так подождем. Слушай, а это кто у вас? — Хвост ткнул в Жиля грязным узловатым пальцем. — Что-то я его раньше не видел!

— Новый врач, — буркнул Сиплый. — Хотел с нами идти.

Хвост смерил Жиля оценивающим взглядом. Тот спокойно кивнул ему и вернулся к наблюдению за чайками. Со стороны казалось, что происходящее мало занимает его, но Рене знал, что это не так. У самого молодого барона было такое чувство, что жизнь снова делает очередное сальто-мортале. Конечно, было страшно, но не до ужаса, как в прошлые разы. С удивлением он отметил, что, похоже, привык.

— Врач — это хорошо, — меланхолично заметил Хвост, наблюдая за оживившейся вскоре ситуацией на палубе «Отваги». Там началась какая-то беготня и послышались крики и пистолетные выстрелы. — Врач — он всегда пригодится…

Вдруг из-за борта вывалилось чье-то тело и тяжело шмякнулось на серые камни пристани. Сиплый высунулся посмотреть и быстро вернулся обратно.

— Кто там? — сгорая от нетерпения, спросил Хвост.

— Боцман, — ответил тот. Потом, приняв решение, скомандовал: — Все, уходим!

Шнява Эдвина Каракатицы совершенно логично тоже именовалась «Каракатицей» и была небольшой, но верткой и достаточно быстрой. Однако порядки на ней царили примерно такие, какие, наверное, должны были царить в аду. Во всяком случае, Рене в первый раз вспомнил о семинарии без привычного отвращения, потому что здесь было намного хуже. Эдвин Каракатица, сам не обладая ни малейшими представлениями о порядочности, и команду всегда набирал себе под стать. Не просто пиратов, а настоящее пиратское отребье. И потому дисциплины на корабле не было никакой. Ну или почти никакой.

В общем, Рене, Жилю, Сиплому и даже Хвосту пришлось несладко. Каракатица в это плавание набрал себе на шняву столько народа, что они спали чуть ли не друг у друга на головах. В трюме места не хватало, и половина спала вповалку на палубе. Разумеется, и Рене вместе с приятелями удостоился такой участи, потому что пришли они уже перед самым отплытием, и никто благодетельствовать им не собирался. Кормежка тоже оставляла желать много лучшего. Общего обеда не готовили, а выдавали каждому его долю сухим пайком. Кто хотел, мог идти на камбуз и пытаться сотворить себе из этого нечто съедобное, а мог жрать и просто так.

Неудивительно, что драки, обычно запрещаемые на время похода, начались на шняве с самого первого дня плавания. И причинами для них были не только обычные среди пиратов разногласия по поводу картежного выигрыша или грубых подначек, но и борьба за место на камбузе.