Когти тигра - Леонид Платов Страница 25

Лоцманы сердито скрипят стульями, силясь понять. Что еще за новый таинственный фактор?

Но комбриг отвечает вопросом на вопрос:

– Когда ставили мины немцы?

Вопрос риторический. Кто же этого не знает?

Недоумевающе кашлянув, лоцман Танасевич отвечает:

– В конце лета.

– Иначе говоря, в малую воду?

– Да, в малую воду.

– Это чрезвычайно важно, – продолжает так же бесстрастно комбриг. – Сейчас, наоборот, большая вода. Мы присутствуем с вами при втором, осеннем, паводке на Дунае.

Летом, в малую воду, немецкие корабли могли пройти только по середине реки, где было достаточно глубоко. Там они и поставили мины. Но на сегодняшний день вода значительно прибыла, а в некоторых местах, как мы наблюдаем, даже вышла из берегов и залила низменные участки.

Исходя из этого (но увлеченный красотой логически развивающихся, как бы догоняющих друг друга неопровержимых доводов-«параграфов», Кичкин пропускает мимо ушей тяжеловесное канцелярское «исходя»), нам с вами надлежит пробивать новый фарватер, в обход старого, иначе говоря, идти с заведенными тралами не по стрежню, а вплотную у берега, кое-где, если позволят глубины, даже над заливными лугами. На этом пути могут встретиться только англо-американские мины, каковые легли вразброс, и справиться с ними будет гораздо легче, чем с немецкими.

Прошу взглянуть на карту! Соответствующая цветная штриховка, обозначающая распределение мин на участке Молдова-Веке – Белград, подтверждает мою мысль…

«После этого, – так записано в протоколе, – комбриг пригласил участников совещания высказаться».

СТЕНА!

И тут-то воцарилось тягостное молчание. Можно вообразить себе, как надулись лоцманы! Отродясь не слыхивали такого. Проводка каравана у самого берега, а кое-где даже над заливными лугами! Да он в уме? И главное, новичок, три месяца на Дунае, и кого взялся учить: их, старожилов, опытнейших дунайских лоцманов!

Таков этот достаточно тривиальный, много раз изображенный в литературе и в кино конфликт нового со старым, однако от решения этого конфликта зависело выполнение боевой задачи.

Всем сердцем Кичкин, конечно, на стороне своего комбрига. Но в данном случае важно не его мнение, а лоцманов. Вдобавок он занят протоколом.

Кичкин записывает:

«Комбриг повторно и настоятельно приглашает лоцманов высказаться».

Отмалчиваться дольше неудобно.

О высказываниях лоцманов написано в протоколе совсем кратко:

«…заявили: „У нас на Дунае не ходили так никогда!“ Олдржих Боржек доказывал, что у берега опасные мели, попадаются также коряги. Ион Штефанеску присовокупил, что для него, как лоцмана, карманным евангелием является лоция, а она рекомендует ни на ноту не отклоняться от фарватера».

Попробуйте представить себе эту сцену.

Вовсю дымят трубки-носогрейки, а на столе чадят керосиновые лампы (что-то случилось с движком, электричество выключено). То и дело приходится вставать и подворачивать фитиль. Иллюминаторы раскрыты настежь. Ночь идет на убыль, но никто не думает об этом и не смотрит в иллюминаторы.

Лоцманы сидят в ряд, насупившись, совершенно неподвижно. Стена!

Вот она воочию – сила инерции! «У нас не ходили так никогда!» Каково?

Между тем нельзя усомниться в добросовестности этих лоцманов, в желании преодолеть минную банку и довести караван до места назначения. Просто предложение ошарашило их. Ново, необычно. Поворот мысли слишком крут.

А! Вот встает широкоплечий, почти квадратный болгарин Иван Горанов.

– К сказанному добавить ничего не могу, – тихо говорит он. – Но если командир бригады прикажет…

Он разводит руками. Остальные четырнадцать медленно, с достоинством кивают. Конечно, если русский командир прикажет…

Комбриг сморщился, будто надкусил лимон. Начальник штаба с внезапно прорвавшимся раздражением разгладил карту на сгибе. Взволнованный Кичкин переводит взгляд с лоцманов на комбрига. Не то, нет?

Не то! Лоцманы признают авторитет нашей власти, а не наших знаний. Понятно, комбриг может приказать им – и в конце концов должен будет приказать, – но ведь их нужно убедить.

Сиплым голосом, то и дело откашливаясь, комбриг просит отбросить старые, укоренившиеся представления о кораблевождении на Дунае.

– Лоцманы по привычке боятся мелей больше, чем мин. Но сейчас, наоборот, мин нужно бояться больше, чем мелей. Предположим, какая-нибудь баржа сядет по пути на мель. Так ведь нас целая бригада, десятки мощных буксиров! Сообща в два счета снимем эту баржу и пойдем дальше.

Наконец, предложение пробивать обходный фарватер у берега нетрудно проверить с карандашом в руках. На Дунае ведется учет подъема и спада воды, не правда ли? Вчера было приказано промерить глубины на плесе у Молдова-Веке. Вот цифры… Загляните в свои записные книжки! Сверьтесь, пожалуйста, с записными книжками! Там, наверное, записаны промеры, сделанные на Дунае летом в малую воду…

Напряженная пауза.

Первым, будто с неохотой, вытаскивает из кармана записную книжку бывший партизан югослав Танасевич. Давай, друже, давай! Утри нос этим тугодумам, своим неповоротливым коллегам!

Танасевич показывает в раскрытой книжке что-то соседу, румыну Няга. Между их склоненными головами с любопытством просунул свою крупную седую голову Горанов.

Замелькали в кают-компании лоцманские записные книжки в клеенчатых переплетах. Кажется, дошло! Стена дала трещину. А потом от нескольких дополнительных ударов она окончательно развалилась!

В протоколе это запечатлено в двух лаконичных фразах:

«Сравнив свои записи с результатами нового промера, лоцманы заявили, что проводка каравана по обходному фарватеру трудна, но выполнима. Вслед за тем комбриг приказал начальнику походного штаба готовить караван к движению, объявив, что на рассвете сам двумя тральщиками выйдет на разведку в направлении Белграда для проверки относительно меньшей кучности мин, лежащих у берега».