Железный Хромец - Михаил Попов Страница 25

– Мы не совершили никакого преступления, почему ты смеешь говорить о суде?! – крикнул Хуссейн.

– Вы пришли в мои земли, где я и эмир, и кади, и мулла. И только мне решать, по повелению Аллаха вы находитесь здесь или по наущению черного его врага.

– А если мы не бросим оружия?

В ответ раздался хохот.

– Что тогда спрашиваешь меня?

В следующее мгновение три или четыре стрелы просвистели над головами эмиров и их нукеров и с тугим звуком впились в стену у них за спиной.

– Они перестреляют нас, как уток, – сказал Байсункар.

Ощущение своего полного бессилия сковало всех. Было понятно, что сдаваться ни в коем случае нельзя, приговор у предлагаемого суда мог быть один – петля за ухо и на перекладину над воротами.

– Думайте быстрее, ибо Аллах создал меня не только справедливым, но и нетерпеливым.

В подтверждение намерений всесильного Курбана над головами недавних заключенных просвистела еще одна стрела.

Тимур медленно вернул свою саблю в ножны.

– Что ты хочешь делать? – прошептал Хуссейн. Все остальные тоже ничего не понимали и взволнованно переглядывались.

Тимур спокойно, даже нарочито медленно вышел из глубины дома на порог, пустые ладони он нес перед собой, давая понять, что он хочет говорить, а не сражаться.

Всего в трех шагах перед ним была плотная толпа, ощерившаяся копьями, саблями и освещаемая потрескивающим пламенем многочисленных факелов.

– Где ты, Курбан Дарваза?

– Я здесь! – раздался голос из-за спин разгоряченно сопящих воинов.

– Трудно разговаривать с невидимкой, но если ты хочешь оставаться невидимым, ладно. Я хочу у тебя спросить, Курбан Дарваза, ты действительно считаешь себя самым справедливым и сильным по эту сторону Мургаба?

– Я сказал, а ты слышал.

– Тогда я напомню тебе вот что: я напомню тебе старинный и великодушный туркменский обычай. Когда сталкиваются два войска, первыми выясняют, кто сильнее, эмиры, и только когда никто из них не может доказать своего превосходства, обнажают оружие все прочие.

Последовало минутное замешательство, выразившееся в неопределенном молчании горластого Курбана.

– Ты предлагаешь мне сразиться, да? – наконец ответствовал он.

– Ты правильно меня понял, Курбан Дарваза.

– Я согласен, видит Аллах, но не могу же я сражаться с безликой и безымянной тенью.

– Меня зовут Тимур, сын Тарагая, я родом из Кашкадарьинского тумена.

Наступило еще более продолжительное молчание, чем в первый раз. Потом послышались звуки невнятной толкотни в глубине вооруженной толпы. Толпа расступилась, и из полыхающей факелами темноты появился всадник. Тимур не сразу рассмотрел его лицо.

– Так ты, говоришь, Тимур, сын Тарагая?

В этот момент свет ближайшего факела метнулся, и эмир отчетливо рассмотрел большую красную бороду и рваную ноздрю. Конечно, он сразу узнал этого человека, а бывший гонец сотника Баскумчи тоже узнал своего собеседника.

Эмир не спешил радоваться, ибо невозможно было предсказать, к каким действиям побудит предводителя степных бандитов воспоминание о той давнишней встрече.

Вдруг краснобородый резко спрыгнул с коня.

Тимур сделал шаг назад, берясь за рукоять сабли, он подумал, что Курбан Дарваза решился на поединок. Но он ошибся, повелитель всех людей и всех песков по эту сторону Мургаба кинулся к его ногам, причитая:

– О, повелитель, повелитель, повелитель!

Такого поворота Тимур, при всей уверенности в себе, все же не ожидал. Надо ли говорить, что все остальные ожидали этого еще меньше.

Люди Курбана Дарвазы приблизились вплотную, факелы в наступившем недоуменном молчании громко, трещали над их головами, могло показаться, что это от напряжения трещат головы разбойников.

– О, повелитель, повелитель, повелитель! – продолжал громогласно выкрикивать Курбан Дарваза, припадая к сапогам великодушного Тимура.

Разрешилось всеобщее недоуменное смущение неожиданным образом. Одной из разбойничьих стрел был поврежден висевший на стене светильник, полыхающее масло пролилось на сухое дерево, и вскоре весь дом вспыхнул, как будто пораженный молнией.