Грань - Михаил Щукин Страница 24

Добрые вести, как и недобрые, частенько сваливаются внезапно. Рано утром, Степан только-только поднялся со своей раскладушки и не успел еще как следует продрать глаза, прибежала Лида Шатохина. Настежь отмахнула дощатую дверь будки, мельком, по-женски зорко глянула на жилье Степана и шлепнула в ладоши:

– Ну и квартира у тебя! Хуже цыганской! Перебирался бы к нам да жил.

– Ничего, – отмахнулся Степан. Подкатил к Лиде березовую чурку. – Садись. Ничего, я привычный.

– Да некогда мне сидеть, по делу прибежала. В райцентре, Степа, вчера была и случаем про бригаду узнала. Мужики из леспромхоза в отпуске. И адрес вот записала. Непьющие и работают хорошо – это точно. Езжай, поговори, может, сойдетесь. Держи, а я побежала. Мне еще Ивановой старухе юбку надо занести, вчера только привезли. Ой, с этой старухой! Снимаю я с нее мерку, а она строжится – ты мне, Лидия Афанасьевна, туто-ка, на заду, попышней сделай. Семьдесят два года старухе, а попышней надо. Во! Не чета нам, молодым. Так ты съезди. В прошлом году они нашей приемщице дом рубили в райцентре. Она довольна. Все, все, побежала… а то останется старуха без юбки, надо же – попышней…

Лида торопливо вскочила, из-за калитки уже махнула рукой, заскользила своей невесомой походкой, скрылась в узком переулке – только зеленая косынка мигнула на прощание.

– Светлая все-таки бабенка… – вслух сказал Степан, провожая Лиду долгим взглядом.

Работала Лида в комплексном приемном пункте быткомбината, как было написано на вывеске, красовавшейся над дверями маленького домишки, который ютился рядом с продуктовым магазином. Но малиновцы все это хозяйство попросту называли бытовушкой. Коротко и ясно. В бытовушке было тесно, не протолкнешься среди жестяных умывальников, вешалок с платьями и брюками, мебели, валенок, сломанных и отремонтированных телевизоров. Хозяйку за столом в самом дальнем углу сразу и не разглядишь. Но бабы любили ходить в бытовушку, и не только по делу – по делу само собой – но и поговорить, пожалиться, а другой раз и поплакать. Ни дать ни взять, а второй сельсовет, только душевней. Лида крутилась со своими заказами, отчетами, успевала еще и выслушивать всех и для всех находила приветное слово. Особенно ее старухи любили, тем совсем немного требовалось – лишь бы выслушали. А что касалось работы, тут Лида готова была в лепешку расшибиться, а помочь: телевизор поскорей починить, платье-кофту пошить, валенки скатать – да мало ли какая нужда объявится вдруг в хозяйстве! В районе, где выполнялись заказы, Лиду побаивались – с живых не слезет, пока своего не добьется.

В Малинной ее называли только по имени-отчеству.

«Надо же, не забыла, вспомнила…» – удивлялся Степан, разглядывая бумажку с адресом. Поездку в райцентр решил не откладывать и сразу же засобирался на утренний автобус.

Мужики ему поглянулись. Степенные, обстоятельные, они не навязывались и не брали за глотку. Расспросили, какой дом нужен, какой лес есть, и сразу же назначили свою цену: желаешь – нанимай, а не желаешь – неволить не будем. Степан прикинул свои капиталы, почесал в затылке и согласился. Ударили по рукам. Договорились, что на днях мужики приедут со всем своим инструментом и сразу же возьмутся за работу.

Обратно в Малинную Степан ехал с легким сердцем. Дело, кажется, сдвинулось, а раз сдвинулось, значит, пойдет. Построит он свой дом, кровь из носу, но построит. Вспомнилась ласточка, ее гнездо, прилепленное под крышей брошенной избушки бакенщика, и он, как тогда на поляне, блаженно и спокойно расслабился на автобусном сиденье, поглядывая в окно, за которым уже синела Обь.

Прямо с автобуса Степан направился к Шатохиным. Давненько он у них не был, да и Лиде надо было сказать спасибо.

Едва только открыл калитку, как услышал громкий голос Сергея:

– Живей, орлы! Живей! Не слышу запаха резины!

Трое орлов ползали на четвереньках по ограде, ковырялись детскими лопатками в земле и вытаскивали гвозди. Обтирали их и складывали в ящик. Гвозди были новенькие. Трудились орлы молча, только пыхтели от усердия. Сергей сидел на крыльце, курил и время от времени командным голосом подгонял свое войско.

– Чего это вы копаете? – спросил Степан.

– А девок надо было рожать, спокойней жить. Лида тут три килограмма гвоздей принесла, забор в огороде поправить. Все в землю вколотили, в три-то молотка долго ли!

– А зачем?

– Заколачиваются легко! Тебе не понять. Чтоб до единого гвоздя выкопали! Ясно?!

Голос Сергея гремел сердито, зато всегда тяжелый, как у больного, взгляд теплел. Глаза улыбались.

Войска закончили раскопки, вытерли последние гвозди и унесли ящик в сенки.

– А теперь отбой. И никаких рассказов про армию. Действуйте.

Тройной тяжелый вздох, и орлы цепочкой потянулись к умывальнику. Отмылись, почистили зубы и прошагали в дом, крепко и глуховато постукивая босыми ногами по полу.