Последний кит. В северных водах - Ян Мак-Гвайр Страница 24

Они приходят к нему с порезами и ушибами, головными болями, язвами, геморроями, желудочными коликами и опухшими яичками. Он ставит им припарки и примочки, раздает мази и бальзамы: английскую горькую соль, каламин и рвотный корень. Если все остальное не помогает, он пускает им кровь или прикладывает пластырь, вызывает болезненную рвоту или эксплозивную диарею. Они благодарны ему за это внимание и проявление заботы, пусть даже врач причиняет им неудобство или кое-что похуже. Они верят в то, что он – образованный человек и, следовательно, знает, что делает. Они питают к нему доверие – быть может, глупое и примитивное, но оттого не менее реальное.

Но для Самнера все пациенты, что приходят к нему, олицетворяют собой всего лишь тела: ноги, руки, грудь, головы. Для него их плоть является лишь физическим воплощением их недугов. Ко всему же остальному – их моральным качествам и душам – он остается совершенно равнодушным. Он полагает, что в его обязанности не входит просвещать их или наставлять на путь истинный, как и судить, утешать или поддерживать с ними дружеские отношения. Он – медицинский работник, а не священник, судия или супруга. Он будет лечить их раны и болезни, если это возможно, но в остальном они не имеют никаких прав на его поддержку и участие, да и сам он, говоря по правде, в своем нынешнем угнетенном и подавленном состоянии не в силах никому предложить утешение.

Как-то вечером, после ужина, в каюту Самнера заглядывает один из корабельных юнг. Его зовут Джозеф Ханна. Ему тринадцать лет, он худ и темноволос, и на лице его выделяются высокий лоб и угрюмые, запавшие глаза. Самнер уже видел его раньше и запомнил, как его зовут. Он выглядит именно так, как выглядят все корабельные юнги, – чумазым и неопрятным, а еще, судя по тому, как он останавливается в дверях каюты, переминаясь с ноги на ногу, мальчик страдает от приступа застенчивости или стыдливости. Он судорожно мнет в руках свою кепку и то и дело морщится, словно уже сама мысль о том, чтобы обратиться к судовому врачу, причиняет ему несусветную боль.

– Ты хочешь поговорить со мной, Джозеф Ханна? – спрашивает у него Самнер. – Ты заболел?

Мальчик дважды кивает и моргает перед тем, как ответить.

– У меня болит живот, – признается он.

Самнер, сидящий перед узкой раскладной полкой, которая заменяет ему стол, поднимается на ноги и делает приглашающий жест.

– Когда у тебя начались боли? – спрашивает у него Самнер.

– Вчера вечером.

– Ты можешь описать мне симптомы?

Джозеф хмурится, на лице его отображается растерянность, и он непонимающе смотрит на врача.

– Что ты при этом чувствуешь? – уточняет Самнер.

– Мне больно, – говорит мальчик. – Очень больно.

Самнер кивает и задумчиво почесывает почерневший и обмороженный кончик носа.

– Ложись на койку, – командует он. – Я должен осмотреть тебя.

Но Джозеф не трогается с места. Он рассматривает носки своих башмаков и легонько вздрагивает.

– Осмотр очень простой, – успокаивает его Самнер. – Но мне нужно найти источник боли.

– У меня болит живот, – повторяет Джозеф, поднимая голову. – Мне нужна доза пепперина.

Самонадеянность юнги вызывает у Самнера лишь презрительную усмешку, и он отрицательно качает головой.

– Я сам решу, что тебе нужно, а что – нет, – говорит он. – А теперь будь любезен лечь на койку.

Джозеф неохотно повинуется.

Самнер расстегивает куртку и рубаху мальчика и задирает ему фланелевую нательную фуфайку. Он сразу же замечает, что живот у юнги не вздулся, не пожелтел и вообще не изменил цвет.

– Здесь больно? – спрашивает у него Самнер. – А вот здесь?

Джозеф отрицательно качает головой.

– Ну, так где же у тебя болит? – повторяет судовой врач.

– Везде.

Самнер вздыхает.

– Если у тебя не болит здесь и вот здесь, – говорит он, нетерпеливо пальпируя живот юнги кончиками пальцев, – то как же он может болеть у тебя везде, Джозеф?

Юнга не отвечает. Самнер начинает с подозрением принюхиваться.

– А рвота у тебя есть? – спрашивает он. – Или расстройство желудка?

Джозеф качает головой.

Но из-под впалого живота юнги исходит едва уловимый, но отчетливый запах фекалий, что означает, что мальчик лжет. Самнер спрашивает себя, а все ли в порядке у Джозефа с головой, или же он просто глупее остальных мальчишек в его возрасте.

– Ты знаешь, что означает расстройство желудка? – спрашивает он.

– Понос, – отвечает Джозеф.

– Сними штаны, пожалуйста.

Джозеф встает с койки, расшнуровывает и снимает тяжелые башмаки, расстегивает пояс и сбрасывает штаны серой камвольной шерсти. Неприятный запах становится сильнее. За дверью каюты что-то кричит Блэк, а Браунли заходится в приступе тяжелого кашля. Самнер моментально замечает, что подштанники мальчика, доходящие ему до колен, испачканы сзади пятнами крови и кала.

«Неужели геморрой?» – думает Самнер. Очевидно, юнга не видит никакой разницы между собственным животом и задницей.

– Снимай и их тоже, – говорит врач, показывая на подштанники, – только постарайся ничего ими не коснуться и не запачкать.

Джозеф с большой неохотой стягивает свои вонючие подштанники. Ноги у него тонкие, худые и почти лишенные мускулов, а вокруг члена и яичек только начал пробиваться темный пушок. Самнер велит ему повернуться спиной и опереться локтями о койку. Вообще-то, мальчик еще слишком молод, чтобы заработать себе геморрой, но Самнер полагает, что грубая судовая кормежка из солонины и галет могла сделать свое дело.