Викинг. Последний Конунг - Тим Северин Страница 24

Первым источником стал наш словоохотливый проводник, однако слухи о наших расспросах распространились по городу, и к нам украдкой стали являться последователи Белого Христа, чтобы поведать о том, как выглядело святилище до разрушения. Согласуясь с тем, что сообщили нам все эти христиане, мы расчистили какую-то часть мусора и мелом обозначили очертания могилы по их указаниям. То было небольшое, отдельно стоящее помещение, высеченное в цельной скале, обшитое мрамором и увенчанное золотым крестом. В довольно просторной пещере могло поместиться до девяти человек молящихся, а в глубине стояло ложе, на котором когда-то лежало тело Белого Христа.

Тирдату требовалось выяснить размеры и подробности устройства помещения. По рассказам, пещера была довольно высокой, свод ее на полтора фута превышал человеческий рост, а ложе имело в длину семь футов; устье пещеры смотрело на восток, по словам одних, или на юг, по словам других. Они говорили, что потребовалось усилие семи человек, чтобы сдвинуть большой камень, закрывавший вход в пещеру со времен погребения Христа, но что камень раскололся пополам. Из этих двух его половин, обтесанных и выровненных, сделали два алтаря, каковые были установлены внутри большой круглой церкви, некогда укрывавшей все это место. Свидетель, сообщивший нам эту особенную подробность, водил нас среди мусора, пытаясь отыскать один из алтарей, но безуспешно.

Тирдата неудача не обескуражила. Он сделал быстрый набросок прямоугольного камня и показал его этому христианину.

– Он так выглядел? – спросил он. Тот взглянул на рисунок.

– Да, похоже, – с готовностью согласился он.

Тирдат бросил на меня насмешливый взгляд и нарисовал еще один алтарный камень, слегка отличающийся от первого.

– А второй – он был вот такой?

– О да, ты прекрасно его нарисовал, – ответил свидетель, настолько желавший угодить нам, что едва взглянул на рисунок.

Позже вечером на постоялом дворе я спросил Тирдата, верит ли он этим свидетельствам.

– Верю ли я? – пожал он плечами. – Это не имеет значения, ибо люди поверят в то, во что захотят поверить. Конечно, я сделаю все, что могу, и попытаюсь воспроизвести первоначальный облик в своих рисунках для воссоздания. Но с годами – я в этом не сомневаюсь – набожные люди поверят, что то, что они видят – оригинал, а не копия.

Все это время Харальд и остальные варяги были на удивление терпеливы. Большую часть времени они проводили на постоялом дворе, играя в кости, либо приходили туда, где работали мы с Тирдатом. Присутствие бородатых воинов было не бесполезно – оно заставляло зевак держаться поодаль и сдерживало сарацин, которые выкрикивали проклятия и швыряли в нас камни. По вечерам Тирдат сидел за столом, без устали делая наброски, чертежи и расчеты. Время от времени кто-нибудь из варягов неторопливо подходил и заглядывал через плечо в его работу, а потом возвращался обратно. Но я понимал, что терпение их не вечно. Я понимал, коль скоро их как-то не отвлечь, Харальд и его люди захотят уехать.

Совершить эту прогулку предложил наш проводник. Он предложил показать нам христианские места в городе и его окрестностях, а потом съездить к соседней реке, где, как он сказал, «Белый Христос совершал обряд крещения». Тирдат в то время корпел над продольными и поперечными разрезами, и ему хотелось остаться одному на постоялом дворе в мире и покое, а посему он с готовностью позволил Харальду, Халльдору и остальным принять предложение проводника, а меня отправил с ними в качестве толмача.

Эта поездка по Святой Земле потрясла меня. Там почти нельзя было найти такое место, здание или угол улицы, каковые не были бы как-то связаны с Белым Христом или его последователями. Голгофа, где был распят Белый Христос, – наш проводник указал на пятна крови на скале, которые, если верить ему, сохранились с того времени. Там же – трещина в скале, и он уверял нас, что, приложив к ней ухо, услышишь журчанье воды, а коль скоро в щель бросить яблоко, то оно появится в пруду за пределами городской стены на расстоянии мили отсюда. А в восьмидесяти шагах в том же направлении, заявил он, находится центр земли. Оттуда берут начало четыре великих подземных реки.

Потом, то и дело озираясь, не следят ли за нами, он отвел нас в кладовую, где показал чашу, каковую благословил Белый Христос на своей последней трапезе, а также трость, каковая, очевидно, была использована, чтобы предложить смоченную в воде губку Христу, когда тот висел на кресте, да и саму губку, всю сморщенную и сухую. Больше всего меня заинтересовало ржавое копье, стоявшее в углу. По словам нашего провожатого, этим самым копьем пронзили Христа в бок, когда тот висел на кресте, и оружие вынесли из Гроба Господня прежде, чем люди Мюрида разрушили его. Я подержал копье в руках – для своего возраста оно хорошо сохранилось – и подумал: странно, что приверженцы Белого Христа утверждают, будто владеют такими реликвиями, а для нас, приверженцев исконной веры, обладать копьем, пронзившим Одина, когда тот висел на древе познания, – это попросту немыслимо. Для нас то, что принадлежит богам, – принадлежит только им.

Перечень чудес за пределами города был столь же обширен. Тут – следы коленей на камне, на коем Белый Христос молился, – камень тот был подобен расплавленному воску. Там – фиговое дерево, на котором повесился предатель по имени Иуда; а еще проводник показал нам железную цепь, каковой тот удавился. На Масличной горе – другие отметины в камне, на этот раз следы, оставшиеся после того, как Белый Христос был взят в то место, какое приверженцы исконной веры назвали бы Валгаллой. Вспомнив мой разговор с Пелагеей в Константинополе, я спросил, можно ли увидеть пещеру, где жила ее тезка, одетая евнухом. Меня незамедлительно провели к маленькому сырому гроту в склоне горы. Я зашел внутрь, но не надолго. Кто-то использовал его под загон для животных. Там воняло козлом.

Чем больше я видел, тем больше удивлялся, отчего это вера в Белого Христа имеет такой успех. Все, связанное с ней, кажется столь обыкновенным. Я спрашивал себя, как люди могут верить в столь явные выдумки, как фиговое дерево самоубийцы, и задал этот вопрос Харальду, улучив момент, когда тот был в добром настроении, ибо мне хотелось знать, какое впечатление производит на него учение Белого Христа.

Он окинул меня своим великолепным хищным взором, взглядом морского орла, и сказал:

– Торгильс, ты не учел одного. Важны не все эти вещи – копье, губка и все прочее, что нам показывают. Сила заключается в самом смысле христианской проповеди. Она предлагает обыкновенным людям надежду. Это их награда.

– А для тех, кто стоит выше обыкновенных людей, господин? – осмелился я спросить.

Харальд немного подумал и ответил:

– Для них тоже кое-что имеется. Разве ты не заметил, как покорны христиане своему Богу? Они твердят, что следуют за ним и ни за кем больше. Именно этого любой правитель хочет от своих подданных.

Я все еще размышлял над ответом Харальда, когда мы забрали своих лошадей из конюшни постоялого двора и выехали из города вслед за Косьмой, нашим проводником. Мы выехали через восточные ворота, и Косьма попросил меня предупредить Харальда и остальных, что кое-кто из встреченных на дороге людей может выказать недружелюбие. Самыми враждебными считаются самаритяне. Они испытывают ужас перед неверующими, будь то христианин или иудей. Коль скоро нам понадобится что-то купить у самаритянина, придется кинуть монеты в миску с водой, поскольку прямо из наших рук они не возьмут ничего, почитая это скверной. А когда мы уедем, они сожгут солому над следами копыт наших лошадей, дабы очистить все следы, оставленные нами.