Иствикские ведьмы - Джон Апдайк Страница 24

Хозяин похлопал рукой по одному особенно безобразному произведению: это была обнаженная женщина, лежащая на спине раскинув ноги; она была изготовлена из тонкой проволоки, расплющенных жестянок из-под пива, старого фаянсового цветочного горшка вместо живота и кусков хромированного бампера от автомобиля, ее нижнее белье было пропитано лаком и клеем. Лицо, уставившееся в небо или потолок, лицо гипсовой куклы – такой Александра играла в детстве, с голубыми фарфоровыми глазами и розовыми щечками херувима, – было вырезано и прикреплено к куску дерева, раскрашенного под волосы.

– Вот купил гениальную вещицу, – сказал Ван Хорн, вытирая углы рта сложенными щепотью пальцами. – Кайенхольц. Похож на Марисоля, но покрепче будет! Никакого однообразия или заданности. Вот в таком духе вам стоит работать. Яркость, vielfaltigkeit [24], знаете ли, двусмысленность. Не обижайтесь, Лекса, но вы-то ничего не стоите с вашими милашками.

– Они не милашки, это пародия на женщин, – вяло отвечала она, чувствуя себя неловко от такого пренебрежительного отношения, испытывая какое-то ускользающее ощущение, словно мир проходит сквозь нее или она сама приводит его в движение, так поезд медленно отходит от станции, а кажется, что плывет назад платформа. – Мои малышки не предмет для шуток, я создаю их с любовью. – В то же время ее рука ощупала «произведение искусства» и ощутила там гладкую, но прочную живую ткань.

На стенах этого удлиненного зала когда-то, возможно, были портреты самих Леноксов, привезенные из Ньюпорта в восемнадцатом веке. Теперь же здесь висели, или стояли, или раскачивались безвкусные пародии – создания людей заурядных, огромные телефоны-автоматы на мягком холсте, американские флаги во множестве, написанные крупными грубыми мазками, огромные долларовые купюры, воспроизведенные с бесстрастной точностью, гипсовые очки не на глазах, а на раскрытых губах, безжалостно увеличенные странички юмора из газет и рекламные эмблемы, портреты кинозвезд и крышки от бутылок, сладости, газеты и дорожные знаки. Все то, что хочется попробовать и выбросить за ненадобностью, едва взглянув, было собрано здесь, преувеличенное и кричащее: увековеченная свалка. Ван Хорн радовался, пыхтел и то и дело вытирал рот, когда вел ее через зал, показывая коллекцию, вдоль одной стены, потом поворачивал и шел назад вдоль другой: по правде говоря, она увидела, что приобретенные им образчики этого псевдоискусства хорошего качества. У него водились деньги, и ему нужна была женщина, чтобы помочь их тратить. По его темному жилету вилась золотая часовая цепочка – подделка под старину. Он был богат, однако не знал, как распорядиться своим богатством.

Появился чай с ромом, но церемония была более спокойной, чем она представляла себе по описанию Сьюки. Вдруг материализовался Фидель с молчаливостью идеального слуги; скулу его украшал еле заметный шрам, как аппликация на коже цвета кофе, как продуманное украшение к мелким острым чертам. Пушистый кот по кличке Тамкин с деформированными лапами, описанный в «Уорд», прыгнул Александре на колени как раз в ту минуту, когда она поднесла ко рту чашку, чай чуть не расплескался. Морской горизонт, видный сквозь узкие окна с того места, где она сидела, тоже остался на месте: весь мир был отчасти мягко покачивающейся палубой на жидком горизонте; она подумала о холодных плотных пластах морской воды, где, придавленные ее тяжестью, движутся лишь гигантские слепые слизни, потом вспомнила об осеннем тумане, нависшем над поверхностью лесного пруда, представила себе небесные сферы из разреженного газа, которые наши астронавты проходили насквозь, не пробивая, чтобы не утекла небесная синева. Здесь ей было неожиданно спокойно. В этих, в сущности, пустых комнатах, если не считать множества произведений искусства откровенно цинического свойства, все свидетельствовало о привычках холостяка. Хозяин казался ей более приятным, чем прежде. Если мужчина хочет с тобой переспать, он азартен и агрессивен, он словно испытывает тебя, предвещая страсть в случае успеха. Сегодня в его манерах всего этого не было. Он выглядел усталым и расстроенным, сидя в плетеном кресле с ярко-коричневой вельветовой обивкой. Она представила себе, что деловое свидание, ради которого он надел свой парадный костюм-тройку, не удалось, может быть, ему в банке отказали в займе. Он откровенно все доливал в свой чай ром из бутылки «Маунт Гэй», которую дворецкий поставил ему под руку на маленький столик в стиле королевы Анны.

– Кто надоумил вас приобрести такую большую и удивительную коллекцию? – спросила его Александра.

– Мой консультант по инвестированию, – его ответ разочаровал. – Это самое разумное с точки зрения финансов – если не считать нефтяной фонтан, – купить у художника имя еще до того, как он станет знаменит. Вспомните тех двух русских, что по дешевке скупили в Париже перед самой войной картины Пикассо и Матисса, а теперь они в Ленинграде, где их никто не видит. Вспомните тех удачливых болванов, что приобрели раннего Поллока у автора за бутылку шотландского виски. Даже если иногда не попадешь в точку и промахнешься, все равно в среднем выиграешь больше, чем на фондовой бирже. Джаспер Джон намалюет вам картину, если поставить побольше выпивки. Да я и сам люблю выпить.

– Вижу, что любите, – проговорила Александра, стараясь прийти ему на помощь. Как могла она влюбить в себя этого неуклюжего непутевого мужлана? Он был как дом, в котором слишком много комнат, а в комнатах слишком много дверей.

Вот он наклонился в кресле вперед и расплескал чай. Он делал это так часто, что машинально раздвинул ноги, и коричневая жидкость выплеснулась между ног на ковер.

– Как это великодушно, – сказал он. – На Востоке не замечают твоих огрехов. – Подошвой черной остроносой туфли – ступни его были несообразно малы для такого массивного тела – он затер чайное пятно. – Я терпеть не мог, – продолжал он, – тот абстрактный вздор, что нам пытались всучить в пятидесятых. Бог мой, все это напомнило мне об Эйзенхауэре, вот скучища. Я хочу, чтобы искусство показало мне нечто, рассказало, где я, даже если я в аду, так?

– Думаю, что так. Но на самом деле я дилетант, – сказала Александра, сама почувствовав теперь некоторую неловкость, когда заметила его возбуждение. Какое на нем белье? Когда он в последний раз принимал ванну?

– Итак, когда появился этот поп-арт, я подумал, Господи, вот это как раз для меня. Такое дьявольски веселое искусство, все вниз и вниз с улыбкой. Похоже на поздних римлян. Вы читали Петрония? Забавно.Забавно, бог мой, можно смотреть на этого козла Раушенберга, оправленного в резиновую шину, и смеяться до упаду. Много лет назад я побывал в галерее на Пятьдесят седьмой улице – вот где я хотел бы увидеть вас, по-моему, я уже рассказывал и надоел вам – дилер, этот гомик по имени Миша, его обычно называют Миша Шляпа, он чертовски здорово во всем этом разбирается, – показал мне две пивные банки из-под пива «Бэллантайн» – в бронзе, но так чудно раскрашенные, точно, но несколько вольно воспроизведенные Джонсом: одну с треугольничком наверху, вскрытую, и другую, неоткрытую. Миша говорит мне: «Подними одну». – «Какую?» – спрашиваю. «Любую». Я поднимаю закрытую. Тяжелая. «Возьми другую», – говорит он. «Эту?» – спрашиваю я. «Давай», – говорит он. Я поднимаю. Она легче. Пиво выпили!!! Условно, на языке искусства. Я чуть в штаны не наложил, это был такой переворот, словно включили свет и я вдруг увидел.