Короли Вероны - Дэвид Бликст Страница 23

— Нужно было выставить посты в городе, — сердился Марцилио.

— Верно! — отвечал граф, с воодушевлением размахиваясь.

— Мы здесь слишком заметны. — Марцилио не выдержал времени между ударами, и его топор едва не опустился на топор графа.

— У-у-у-у-ух! — Граф размахнулся с такой силой, что после с трудом освободил лезвие.

Марцилио мрачно оценил силу удара.

— Между нами и воротами внутренней стены никого.

— Волнуешься из-за малочисленности охраны? Так поезжай с дядей, покараульте внутренние ворота.

— Бог любит Троицу. Присоединяйтесь к нам, синьор Бонифачо, — парировал юноша.

Граф с размаху всадил топор в бревно.

— Видишь — я занят. Для тебя же стараюсь.

Кипя от гнева, Марцилио бросил топор и пошел к дяде. Они о чем-то заговорили, причем Гранде явно соглашался с племянником. Затем вскочили на коней и направились к северу, в дымящийся пригород. Скоро дядю и племянника скрыло облако черной от сажи пыли. Скатертью дорога. Бонифачо оперся на топорище и закрыл глаза. О чем бы ни думал граф, мысли его неизбежно обращались к Псу. К Большому Псу. Это прозвище Скалигер получил еще ребенком, однако лишь много позже оно превратилось в титул, который Скалигер носил сейчас, — Борзой Пес, легендарный спаситель Италии.

Кто же этот Кангранде на самом деле? Графу казалось, он знает ответ. Надменный, порывистый, азартный, кровожадный сын убийцы, вот кто. Что бы там ни говорили о его милосердии и умеренности. Пес выставляет напоказ свое равнодушие к роскоши, однако держит три сотни охотничьих птиц, одевается дорого и по последней моде, сладко ест и пьет. Говорят также, что он неверен жене. Ублюдки Пса множатся по всей Ломбардии. Утешает одно: знающие люди утверждают, что Кангранде производит на свет исключительно дочерей.

Ну и как такой человек управляет целой армией в столь неблагоприятных условиях? А главное, почему люди идут за ним? Чем он их берет? Храбростью? Почему тогда у не менее храброго Винчигуерры да Сан-Бонифачо так не получается? В чем тут секрет?

Послышалось пение. Граф обернулся. Из-за угла, из дымящегося пригорода, появился Ванни Скориджиани. Он вел отряд примерно в шестьдесят солдат, каждый из которых тащил добычу — канделябры, мешки серебряной посуды, даже кресло с поцарапанным изножьем. Без сомнения, Ванни «Асденте» Скориджиани лично отбирал кондотьеров из фламандцев — в одиночку ему бы ни за что не справиться со столь масштабным предприятием, как разграбление Сан-Пьетро.

Увидев графа, Ванни закричал:

— Эй, Бонифачо!

Беззубый был пьян. Он попытался сплясать на булыжной мостовой, но ударился затылком о потемневший деревянный знак сапожной лавки. Ванни выругался, выхватил меч и под одобрительные вопли солдат обрушил на нечестивую деревяшку целый град ударов.

На беду в этот момент появился подеста. Вопреки советам графа, он выбрался из шатра и теперь вместе с Альбертино Муссато ехал посмотреть, как продвигается разрушение ворот. При виде Асденте сердце у Понцони упало.

«Как бы его прямо здесь удар не хватил», — подумал Бонифачо.

— Скориджиани! Ты что делаешь, черт побери?! Неужели ты столь же глуп, сколь и жесток?

— В чем дело, синьор? — опешил Асденте.

Наконец подеста нашел козла отпущения.

— Ты пьян, Асденте! Как тебе не стыдно! Посмотри, вот благородные синьоры, они работают словно простолюдины, а ты тем временем пьянствуешь да мародерствуешь со своими наемниками! Что ты за человек? Ты не имеешь права называться дворянином! Ты не имеешь права называться рыцарем! Из-за тебя и тебе подобных все наши беды! Виченца была бы уже нашей, если бы не грязные инстинкты твоих кондотьеров!.. Что ты можешь сказать в свое оправдание?

Асденте был пьян, но не настолько, чтобы стерпеть оскорбление. Граф понял: Асденте сейчас пустит в ход меч и одним махом избавится от выскочки-кремонца, которому честь и достоинство мешают вести армию. Разумеется, тогда его осудят за убийство. Здесь слишком много свидетелей, они подтвердят: произошедшее между Понцони и Асденте не являлось дуэлью. У историка Муссато нюх на такие дела, он наблюдает с явным интересом. У Понцони даже меча нет. Убийство мягкотелого подесты не сойдет Ванни с рук.

Взвесив все «за» и «против», граф счел, что казнь Асденте вполне искупит смерть Понцони. В этом случае кампанию возглавит здравомыслящий, опытный человек — не кто иной, как Джакомо да Каррара. Конечно, у Гранде тоже есть понятия о чести, однако они не мешают ему при принятии важных решений. Именно из этих соображений граф, увидев, что Асденте с налитыми кровью глазами двинулся на Понцони, и пальцем не шевельнул.

Вдруг откуда-то снизу послышался стук копыт. Судя по шуму, скакали двое всадников. На топот наложился еще один звук — грохот громовых раскатов. Граф поднял голову. Тучи как были на востоке, так там и остались. Громовые раскаты не смолкали — напротив, они приближались.

Граф слишком устал: прошло несколько тягучих мгновений, прежде чем ему удалось понять, в чем дело. Так громыхать мог только отряд всадников в полном боевом снаряжении, мчащийся по мощеным улицам.

Ванни быстрее графа распознал грохот. Даже во хмелю этот бесчестный человек оставался солдатом. Пьяный почти до бесчувствия, он тем не менее подбежал к ближайшему желобу и окунул голову в воду. Это его отрезвило. Асденте быстро отдал приказ своим фламандцам бросить награбленное и взяться за оружие. Облако густого дыма затягивало пригород, предвещая беду.

Через несколько секунд из дымовой завесы вынырнули Джакомо и Марцилио да Каррара. Лица у обоих были красные, под цвет плюмажа на фамильных шлемах.

— Они уже близко! — хором кричали дядя и племянник. На подробности не было времени, да в них никто и не нуждался.

Сан-Бонифачо бросился к своему коню, привязанному слева от арки. На бегу граф схватил нагрудник, обжег пальцы о раскалившийся на солнце металл. Все его чувства обострились, усталости как не бывало. Несмотря на отвратительное ощущение, характерное для захваченного врасплох, в душе графа волнами поднималась странная радость. Атакующих наверняка мало, от силы один гарнизон. Две, много три сотни человек. Они налетят как вихрь, порубят падуанцев — по одному на брата. Падуанцам же не повредит хорошая встряска. Злость и жажда мести — как раз то, что нужно для прорыва в основную часть города. Ворота не выдержат натиска, и Виченца еще до заката отойдет к Падуе.

Задача графа теперь была дожить до этого радостного события. Он как раз поворачивал коня, когда из облака дыма возникло нечто. Граф решил, что это лошадь. Каково же было его изумление, когда появился огромный черный поджарый борзой пес с оскаленной пастью. Дым разъел ему глаза, слезы текли по длинной морде: пес показался графу оборотнем.

Вслед за собакой взору Бонифачо предстал конь. Сначала видны были только передние ноги и голова — огромная лошадиная голова, защищенная железом и кожей. Во лбу коня, под металлическим шипом, граф заметил металлического же орла — эмблему рода Ногаролы.