Пираты - Йен Лоуренс Страница 23

«Распахнутый иллюминатор капитанской каюты – верный признак моего бегства», – думал я, пытаясь ногами обхватить канат. В отсветах костра можно было разглядеть и листок с моими рисунками и заметками на столе.

Шаги приближались. Я взглянул на мостик, приготовившись увидеть бородатого пирата. Но воспаленное воображение подсунуло мне другую, куда более страшную картину. Я представил, что рулевой оторвал свои пробитые гвоздями руки от штурвала, что я слышу его шаги, что это его лицо я видел сквозь стекло иллюминатора, зеленое и безгубое.

Меня захлестнул такой ужас, что ноги сами замкнулись вокруг каната, и я быстро заскользил по нему к берегу, повиснув над водой спиной вниз, как ленивец.

Попугай семенил передо мной, поглядывая в стороны и время от времени что-то хлопотливо бормоча.

До берега оставалось полпути, когда я коснулся спиной воды.

От моего веса или из-за перемены течения бриг повернулся и подошел ближе к берегу, канат провис. Вот уже вымокли плечи, вот уже я пробираюсь в воде.

И на фоне ярких отблесков из воды высунулся плавник громадной акулы.

Его узкий черный серп разрезал и дробил световые узоры на мелкие желтые и красные пятна. До берега оставались считанные ярды. Вот возле бочки стал ясно виден Дашер. Я спешу, как могу, но убийца морских глубин быстрее меня.

Акула ударила меня по ногам, сорвала с каната. Я погрузился в воду. Акула развернулась и снова рванулась ко мне.

У меня не было сил бороться. Я погрузился с головой, и неземной покой снизошел на меня. Я как бы парил в небесах, высоко над маленькой бухтой с ее мелькающими бликами. И чем глубже я опускался, тем выше воспаряла моя душа, и вот уже весь остров исчез далеко подо мной.

Тут грудь моя уперлась, в провисший канат, и погружение прекратилось. Автоматически, не размышляя, я вцепился в него, чтобы удержаться высоко в небе. Бриг пошел от берега – я ощутил движение каната. Вниз? Вверх! Я взлетел в воздух как раз над клацнувшими зубами акулы. Плавник напоследок черкнул меня по ноге. Спасен!!!

Попугай исчез. Полузадохнувшийся, полумертвый от страха, я вдруг ощутил острый приступ жалости к этой безумной птице. Теперь мне не хватало его невразумительных реплик и потешного воркования. В одиночестве я добрался до суши и спрыгнул на теплый песок пляжа.

Казалось, часы прошли с того мгновения, как я покинул стоящий на якоре бриг. Но пиратская лодка все еще покачивалась у его борта, подозрительный скелет с факелом как раз появился на палубе, закончив обход. Он вышел по капитанскому трапу, распятый рулевой на минуту высветился его факелом, раскинутые мертвые руки как бы стремились обнять мир живущих. Затем факел удалился к носу брига.

«Наверное, он нашел мою карту, – думал я.- Обнаружил и открытый иллюминатор, исцарапанный попугаем. Вот-вот они станут меня искать, и это не займет много времени, потому что они начнут оттуда, где швартовый канат выходит на берег».

Поднявшись, я направился под защиту деревьев. Густые джунгли поглотили меня, со всех сторон поднялись живые зеленые стены, через дюжину шагов я уже не знал, с какой стороны остался берег. С берега лес казался молчаливым, но на самом деле он жил, дышал и издавал множество разнообразных звуков: шуршал, щелкал, пищал, взвизгивал, кричал. К ожившим во мйе детским страхам добавились ужасы, рассказанные отцом о карибских каннибалах. «Они живьем сунут тебя в костер, зажарят и съедят. Они высушат твою голову, и она сожмется до размера грецкого ореха»,- вспомнил я. И вот уже слышен шорох множе* ства босых ног этих страшных людоедов, пробирающихся через лес. Они окружают меня, отравленные стрелы нацелены мне в сердце – и уже несут меня татуированные с головы до пят воины с костями, воткнутыми в губы, люди, которых я никогда не увижу.

Я вздрагивал при каждом шорохе, подпрыгивал от хруста веток под ногами. Скоро я уже боялся людоедов, которых в лесу не было, больше, чем пиратов, которыми лес кишел. Громадный пиратский костер превратился в маяк, манивший меня туда, куда уже не отваживались высунуться из джунглей изобретенные мною ужасы, но сам я еще мог спрятаться от пиратов.

Я крался от дерева к дереву, огибая пиратский лагерь, забирая к западу, где, как мне казалось, вероятнее всего был пришвартован «Дракон». Оказавшись вплотную к лагерю, я увидел Дашера, стоявшего спиной ко мне не более чем в дюжине футов. Он опирался на торчавшую у костра бочку. Затычки из его винных мехов были удалены, они висели плоско по бокам. Из деревянного желоба в бочку стекала тонкая струйка воды. Вода переливалась через верх и сочилась сквозь щели между разболтавшимися клепками.

Между Дашером и костром я увидел сложенные штабелями слитки золота и серебра. Рядом стояли ящики и коробки разных размеров, возвышалась куча лопат и кирок. Все это, как я понимал, нужно было переправить на судно. Работа не прекращалась ни на минуту, я видел, как пираты уносили ящик за ящиком к пляжу на погрузку. Из всей команды числом под сотню душ лишь двое не двигались с места, Бартоломью Грейс стоял на обитом железом сундуке с видом владетельного князя или короля, опершись на саблю и притопывая ногой.

Вторым бездельником был Дашер. Он ни на шаг не удалялся от бочки, да и вообще не шевелился, кроме случаев, когда зачерпывал из бочки воду, чтобы дать кому-нибудь из пиратов напиться. Казалось, он считал ее более драгоценным даром, нежели все сокровища земли.

Я подумывал, не окликнуть ли его, но оставил эту идею как откровенно идиотскую. Кем бы он ни был раньше, сейчас он стал пиратом, и чтобы добиться от него помощи, я должен был говорить с ним наедине. Какое бы ни было у него доброе сердце, среди бандитов он сам стал бандитом.

Я крался дальше, огибая костер. Однако слишком внимательно следил я за пиратами, совершенно забыв поглядывать под ноги. Раздался громкий треск – это сломалась толстая сухая ветка.

И Бартоломью Грейс завопил:

– Ни с места!