Атлантида, унесенная временем - Анатолий Максимов Страница 23

Естественно, к моим услугам был телефон и… завтрак. Обедал я в кампании со Стояном, который возил меня по окрестностям с историческим прошлым. Ужинал я сам, предпочитая после этого прогулки наедине с собой. В семь часов обязательно возвращался домой и ждал звонка от моего «врага-друга».

И он раздался на третий день. Это было закономерно: так не раз разыскивал меня мой школьный товарищ, чуть не убивший меня в Ленинграде еще в далеком пятьдесят шестом году. Он возникал передо мной в Подмосковье, Тбилиси, на Севере и преследовал меня в Токио, а затем сотрудничал с моей службой в той же Японии, Канаде, Германии и Греции.

Он нашел меня после моего звонка в Гонконг на его старый адрес, который мы многократно использовали вплоть до его окончательного исчезновения в семьдесят восьмом году после операции «Пегас». Я пошел на этот риск потому, что за месяцы пребывания его в Союзе мы о многом переговорили.

Когда он, навсегда распрощавшись с нашими щепетильными делами, уезжал в свободное плавание за рубеж, состоялся доверительный разговор:

– Максим, именно ты мог бы знать мое новое имя… Но оно появится позднее, когда я растворюсь в одной из стран… Вернее всего, где-то в Европе…

Я с пониманием кивал его пояснениям о будущем. А он продолжал:

– Мое имя, настоящее, … никто знать не будет… Контакт – только через близких мне люди, обязанных мне многим. Эти люди остались в Гонконге…

– Значит, я могу тебя найти там, за рубежом?

– Конечно, телефон ты знаешь…И если вдруг случится оказаться за рубежом, и тем более, если нужна будет моя помощь – звони… Обязательно звони!

Вот почему мой звонок в Гонконг на его турфирму-прикрытие при его работе по линии ЦРУ и Массад помог мне разыскать Бориса.

…Итак, на третий день ожидаемый Борис объявился. И как истинный профессионал, он хотел убедиться, что говорит именно со мной, Максимом Бодровым, который при разговоре с Гонконгом представился Тургаем. Только мои коллеги в штаб-квартире в Ясенево знали мой оперативный псевдоним и еще… Борис.

Услышав мой голос, а говорил я не просто «да, слушаю», а назвался своим полным именем – Максим Бодров, Борис обрадовано воскликнул:

– Где ты шляешься, чертов сын… Ждал твоего звонка еще месяц назад!

Так Борис давал понять, что это именно он. Сам же он еще не знал: действительно ли я – Бодров?!

И тут он ввел в разговор эпизод, известный только нам двоим:

– Максим, жаль, что я не могу показать тебе моих слонов.

Я понял сразу: Борис говорит о школьной проделке, когда на уроках в залитом солнцем классе он смешил нас показом теней на стене в виде слонов из пальцев. Никак не называя его и давая понять, что я убедился в его личности, я спросил:

– Не покажешь ли ты слонов здесь, как это делал в школе? Приезжай и покажи!

Я-то думал, что этим вопросом только дам ему понять, кто я, а он:

– Конечно, приеду. Ты где сейчас? В Софии? Или еще где-то?

– Мы в Калиакрии, севернее Варны… Оказались здесь в связи с трагической случайностью… В общем, приплыли из Крыма на яхте… Борис все понял. И, помолчав, предложил:

– Хочу тебя видеть, и очень… Обещаю прибыть к тебе морем через шесть суток, на своей яхте… Жди меня…

И тут он представился своим новым именем:

– Не будь я Брисом Глезосом, если прибуду хотя бы на день или час позднее… Яхта-то у меня быстрая, крейсерская…

Профессионально короткий разговор уведомил обе стороны о главном: опознали друг друга и назначили встречу – ее место и время. А для меня стало ясным: Борис Гузкин теперь – Брис Глезос.

Он сохранил свои инициалы, а фамилию выбрал героическую: юный греческий патриот Манолис Глезос в годы оккупации Греции фашистами водрузил над Акрополем национальный флаг.

Оставалось ждать. В моей профессии нет ничего утомительнее, чем ждать. Это тревожное состояние поселилось во мне навсегда. Правда, теперь ожидание было близкое к радостному. Хотя и удивило такое неожиданное желание приплыть на встречу со мной. То, что на яхте – это означало, что мой «друг-враг» состоятельный человек? А то, что вот так вдруг: видимо, что времени у него хоть отбавляй?!

Я рассказал Стояну о будущем визите моего друга в Болгарию, не говоря о его богатом событиями прошлом. Конечно, Стояна удивил не столь визит, сколько то, на чем «друг» прибудет. Но я и сам не мог дать внятных пояснений по этому вопросу.

– Я знал его еще со средней школы в Подмосковье, а потом были встречи в Токио, Монреале, Западном Берлине… И все – по нашей линии…

Об Афинах я промолчал, ибо слишком дерзкой была операция там – тот самый «Пегас»! Тогда с его помощью наша научно-техническая служба угнала в Союз новейший истребитель с американского авианосца. После этой операции «школьный друг» исчез.

Стоян понятливо помотал головой, и больше мы к этому вопросу не возвращались. А пока «друг» плывет в Болгарию, он предложил собрать нас всех вместе и повозить по историческим местам. Причем в первую очередь, – на Шипку, столь хорошо известную в России как символ доблести русских солдат в войне за окончательное освобождение болгарского народа от турецкого пятисотлетнего ига. Случилось это в семидесятые годы девятнадцатого века.

…О Шипке кое-что я знал еще лет с пяти, когда мой дед по линии отца подарил мне десять томов дореволюционного издания «Детской энциклопедии». Там я увидел копии картин полюбившегося мне позднее художника-баталиста Верещагина. Это были его знаменитые полотна на тему русско-турецкой войны. Читать я еще не умел, но мне зачитывали подписи под картинами и текст со страниц энциклопедии. Имя «Шипка» врезалось в память, и позднее меня интересовало все, что было связано со сражением за эту гору и с турецкой войной.

– Побываем в Габрово, самом веселом городе не только Болгарии, но и Европы… А может быть, и мира! Почему бы и нет? Я бывал в чужих странах – ничего подобного не встречал, – настаивал Стоян.

Я не возражал, ибо об этом «городе анекдотов и всего веселого» что-то слышал. Но не более того, что этот городок был серьезным соперником нашей Одессе. Об этих своих неглубоких знаниях о знаменитом Габрово я поведал Стояну. И с удовольствием принял предложение.