Последнее сокровище империи - Андрей Кокотюха Страница 23

Да, картина складывалась однозначная. Поручик Алексей Берсенев, выходец из обедневшей дворянской семьи, каким-то непостижимым пока образом оказался связан с террористами. А его друг, поручик Антон Кречет, совсем недавно получил особо важное задание и готов отправляться в Сибирь, дабы установить, насколько правдивой может оказаться история с неким крупным алмазным месторождением. Этот как раз благонадежен, другой кандидатуры уже не подобрать, время уходит. Значит, Кречет должен покинуть Петроград как можно скорее. Для своей же, между прочим, пользы – Глобачеву уже доложили, что Кречет бегает, суетится, развил бурную деятельность, хлопочет по делу Берсенева.

А дело это, кстати, нужно поскорее свернуть. Государь император держит его на личном контроле и требует не затягивать с расследованием. Виновен – получи по заслугам, тут каждого ожидает скорый и справедливый суд. Хватов беседовал с Берсеневым в «Крестах», поручик держится достойно, только вот на суд его поведение особого впечатления не произведет. Процесс будет закрытым, поручик Берсенев Алексей Иванович предстанет перед трибуналом, проволочек не будет. Учитывая возможность побега, которая, по информации Хватова, вполне осуществима, разжалованный поручик в кратчайший срок отправится по этапу.

В Сибирь.

Дальше Сибири в России не ссылали как минимум триста последних лет. И ожидает Берсенева в ближайшем будущем Красноярская пересыльная тюрьма…

2

«Это будет быстро», – решила Лиза.

Еще когда ухаживала за ранеными, освоила один важный урок: если человеку нужно делать больно, действовать нужно быстро и решительно. Отрывать присохший к ране бинт одним сильным рывком, короткая резкая боль, крик – но почти сразу испытание заканчивается, рану начинают обрабатывать, больному становится легче. Правда, девушка не знала, как облегчить страдания Кирилла Самсонова – а страдать ее теперь уже бывший жених, несомненно, будет. Да и бабушке придется нелегко. Ее самой не станет легче, Алексей ведь все равно в тюрьме, связи Самсонова помогли только узнать, что дело серьезное, надежды никакой, разбираться особо не станут. А Кречет, наводивший справки со своей стороны, пояснил еще короче: тухлое дело, гнилая история…

Потому-то Лиза должна сделать что-то сама. Пусть не для Берсенева, которому не поможешь, так хотя бы для себя. Она не сможет простить себе, если оставит все как есть. Значит, нужно делать первый шаг самой. И Лиза Потемкина отправилась к Самсонову, не дожидаясь, пока тот явится с традиционным визитом.

Автомобиль Кирилла ожидал у парадного. Шофер сидел за рулем, ожидая хозяина. И Самсонов появился почти сразу же, как только Лиза приблизилась к авто. Сперва он, занятый своими мыслями, не заметил девушки. Увидев, встрепенулся, на миг превратившись из Господина Медведя в большого неуклюжего мальчишку, засуетился, для чего-то отдернул ладно сидящий на мощной фигуре пиджак, поспешил навстречу Лизе, ступая широко, попытался даже обнять, но Лиза деликатно уклонилась, даже сделала предусмотрительный шаг назад.

– Что случилось? – быстро спросил Самсонов. – Господи, Лизавета, на тебе лица нет! Так, ну-ка пойдем немедленно в дом!

– Ты спешишь… спешил… – тут же справилась Лиза. – Дела у тебя…

– Погодят дела! – Кирилл решительно взял девушку за локоть, но та опять вырвалась, снова попятилась, заметив боковым зрением пристальное внимание дворника – барин барышню ловит, та же словно танцует на мостовой… Не ускользнуло любопытство дворника и от Кирилла. Он прекратил попытки взять Лизу за руку, остановился, и теперь, когда они стояли друг против друга, картина выглядела со стороны еще более нелепо.

– Пойдем в дом, – повторил Самсонов.

– Нет. Зачем же для этого в дом… Я тебя не задержу.

– Боже мой, Лиза, о чем ты говоришь! Кто, как не ты, моя невеста, имеет полное право задерживать…

– Невеста, Кирилл, может быть, и имеет полное право, – перебила его девушка. – А я пришла сказать… В общем, я виновата, Кирилл. Я очень перед тобой виновата.

– Да в чем ты виновата, господи!

Вот и настал тот самый момент, когда делают больно. Лиза даже закрыла глаза – так делала поначалу, когда предстояло увидеть открытую рану. Потом привыкла – глаза сами открылись, теперь она смотрела Самсонову прямо в лицо.

– Я полюбила, Кирилл… Полюбила другого. И сейчас, когда ему вынесен несправедливый приговор, я не могу быть с ним. А значит, не могу быть и с тобой. Ведь не могу я без любви… Словом… помолвки не будет.

– Так…

Больше Самсонов ничего не смог сказать. Впервые за много лет у него не оказалось нужных и подходящих к моменту слов. Воспользовавшись этим, Лиза осмелела окончательно, зачастила:

– Не сердись, Кирилл, прошу тебя, умоляю – не сердись… Но… словом, я избавила тебя от лишних хлопот. И разослала по адресам приглашенных письма с извинениями.

– Так… – повторил Самсонов, уже приходя в себя и переварив новость. – Ну, положим, от хлопот ты меня не избавила. Насколько я понимаю, речь о поручике Берсеневе.

– Да. Прости…

Теперь Лиза решила позволить Самсонову обнять себя за плечи. Его крепкие руки могли раздавить девушку. Но лишь стиснули, несильно, даже как-то мягко.

– Ты права в одном, Лизавета: помолвку и впрямь следовало перенести.

– И это все, что ты хочешь сказать? – девушка подняла на бывшего жениха повлажневшие глаза, не вполне понимая, кому сейчас больнее: Кириллу или все-таки ей.

– Тебя отвезут домой, – молвил Самсонов. – Отдохни. Нам обоим надо подумать и воздержаться от поспешных решений. Поговорим вечером, в спокойной обстановке.

Лиза не сопротивлялась, когда Кирилл повел ее к автомобилю. Она вдруг поняла: объяснение, пусть даже короткое, отняло слишком много сил. Ноги подкашивались, и сама она просто не дошла бы. Во всяком случае, такими были в тот момент ощущения девушки. В конце концов, решила она, доставить себя домой она бывшему жениху позволить готова…

3

Кончик сигары положено отрезать специальным ножом. Однако на конспиративной квартире его, конечно же, не оказалось. И высокий господин поступил проще, хотя, честно говоря, не любил такой вот показной простоты: откусил кончик, сплюнул его на пол, посмотрел на стоявшего у стола Кострова. Тот сделал то же, что при первой их встрече. Теперь уже – без напоминаний: взял подсвечник, поднес Высокому горящую свечу, подождал, пока тот раскурит, медленно вращая сигару над огоньком, после поставил свечу обратно.

Принимая Кострова в прошлый раз, незнакомец напустил таинственности, как в бульварных романах или, того хуже, в дешевых французских фильмах о загадочных фантомных преступниках. Полумрак, задернутые шторы, дрожащие тени на стенах, приглушенный голос. Разумеется, никаких имен. Однако раз Высокий позволил собеседнику поднести свечу и дал тем самым возможность разглядеть свое лицо, он отнюдь не боялся, что террорист может даже случайно встретить его и узнать. Поначалу Костров решил – это такая степень доверия, но позже понял другую истину: Высокий не столько демонстрирует доверие, сколько играет с ним. И вообще склонен к созданию явно театральных эффектов, что, вероятно, должно отвлекать всякого, кто имеет с ним дело, от чего-то более важного.