Шепот черных песков - Галина Долгая Страница 23

Накануне дня осеннего равноденствия, когда отмечался праздник Плодородия и особые почести воздавались покровительнице Маргуша богине Иштар, Силлум стоял на башне, задрав голову вверх. Ночной ветер обдувал обнаженный торс. Жрец с удовольствием вдыхал прохладу осенней ночи, освежая ею не только нутро, но и мысли. Все было подготовлено к ритуалу освящения города-храма и посвящения Шарр-Ама в законные цари Маргуша. Но не случилось главного, на что он рассчитывал: боги не проявили свою волю и не подали знак, не одарили Верховного жреца чудом, которое утвердило бы его право, как единственно достойного вождя объединенного племени маргушцев. Сам царь взывал сейчас к владыке Энлилю, утверждающему правителей на царство, к своим покровителям – Иштар и Шамашу, в своей дворцовой молельне, а Силлум с вечерней зарей поднялся на башню, надеясь в сияющей россыпи звезд разглядеть хоть какой-то намек на чудо.

Мгла постепенно поглотила багровое зарево заката. Небо, как хмельная сикера из кувшина, опрокинулось в горло ненасытного Энлиля, и мир погас. Но ненадолго боги оставили людей: первые звезды – их посланники – выпрыгнули из-за горизонта и помчались табуном, одна за другой. Чем больше зажигалось звезд, тем отчетливее проявлялись очертания Богов, Стоявших На Пути Луны [56].

Силлум вертел головой и шептал слова приветствия каждому, пока сам Син не выглянул из-за горизонта сонным глазом.

– О, Великий Син! Ты поднял голову, и все демоны ночи поникли, освещенные твоим божественным светом! Хвала тебе! – возвысил голос Силлум, и его слова понеслись ввысь вместе с порывом ветра.

Чем выше поднималась луна, тем ярче проявлялся сияющий ореол вокруг нее. И, хотя до полнолуния оставалась еще добрая четверть, все звезды померкли в том сиянии. Силлума это невероятно обрадовало. Он раскинул руки и во весь голос запел хвалебный гимн Ану, благодаря его за добрый знак. Темная фигура жреца возвышалась над песчаной башней, как символ всех стихий, как стержень, к которому все они ринулись, чтобы завертеть бурю, разбудив демонов уттуку [57]. Великий Ану услышал слугу огня, и теперь замысел Шарр-Ама получил поддержку свыше.

* * *

В самом дальнем селении Маргуша в эту ночь тоже не спали. Провидица Цураам долго провожала вечернюю зарю, не сводя с неба тревожного взгляда. А когда звезды побежали, как овцы, и Син украсил свою голову сияющим кольцом, сразу поняла – быть буре!

– Не ходил бы ты никуда, Ану своих демонов выпустил, а надолго ли, нам то неведомо, – остерегла жрица мужа.

Персаух взвинтился от ее слов. Он и сам колебался – идти или нет, а тут еще жена трещит, как заросли тростника, пугает.

– Как не ходить?! Что Шарр-Ам подумает? А? Что я его не признаю, что богов наших не почитаю! Все вожди пойдут, а я за своими стенами прятаться буду? От кого только – от демонов или от людей?

Цураам, как обычно, покачала головой.

– Говорила тебе, еще тогда, иди к царю, скажи, что заговор готовят, не трясся бы сейчас, как овца перед закланием.

– Эх…

Персаух не нашелся, что ответить. Махнул рукой, буравя гневным взглядом согбенную фигурку жены, и ушел к загону с верблюдами. Там готовили к походу его любимого белого верблюда – символ племени, гордость вождя! Выше всех в стаде, он безразлично пожевывал свою жвачку, наблюдая за жизнью вокруг, как мудрец. Хоть стадо и невелико было, а все же не один он: люди поймали в пустыне трех верблюдиц, и теперь от всех ожидали потомства.

Персаух подошел к своему красавцу. Тот, заметив хозяина, опустил к нему косматую голову и уставился прямо в лицо. Персаух улыбнулся. Вот ведь животное, а как умеет выразить свое внимание!

– Что, тебе все нипочем, жуешь и жуешь, а? – сказал ласково.

Верблюд фыркнул, выпрямил шею, заглядывая за спину вождя.

– Что там, а? – Персаух оглянулся.

По широкому двору, освещенные отблесками огня из печей, еще ходили люди, слышался монотонный говор, изредка звучал смех или громкий окрик. Жители города заканчивали день за трапезой, устраивались в своих домах и хижинах на ночлег, чтобы, отдохнув от трудов, с новым днем продолжить работу, от которой зависела их жизнь, их благосостояние.

– Любопытен ты, все подмечаешь!

Не заметив ничего особенного, Персаух похлопал верблюда по шее, позвал слугу, расспросил, все ли готово в дорогу, и вернулся в свой дом. Цураам встретила его молча. Поужинав, Персаух ощутил покой. Он решил, что пойдет в город Шарр-Ама, понесет дары, поведет овец для жертвы богам. Если что и случится там, то он будет знать, а не сидеть тут и не гадать по звездам.

– Я пойду, дорога дальняя, чтобы к утру поспеть, уже выходить надо, – твердо сказал он, искоса поглядывая на жену. Та согласно кивнула. Знала, что не переубедить. – За стенами города никакая буря не страшна! – с вызовом добавил Персаух. – Цураам понимающе поджала губы, опять кивнула, но спросила:

– А если в дороге буря застигнет?

– А у меня верблюд есть! – козырнул Персаух. – За ним как за стеной!

Цураам вздохнула, сказала тихо, себе под нос:

– Уж лучше в дороге…

Персаух не расслышал, переспросил, но жена отмахнулась. Как убедить гордеца, что ныне не та буря страшна, что боги посылают, а та, что люди затевают?..

* * *

С раннего утра к городу-храму потянулись паломники. Вожди племен важно восседали на конях. Вооруженные всадники эскортом следовали за ними. Простые работники вели жертвенный скот. Пыль поднималась от проторенных дорог в белесое небо, с которого обжигающим взглядом взирал на людскую суету Великий Шамаш.

Как только первые посланники племен стали подходить к стенам города, к Силлуму поспешили соглядатаи. Они докладывали обо всех, кто встал лагерем перед городскими воротами. Называли имена пришедших вождей, количество воинов с ними, какой скот и сколько голов привели их люди. Такыр перед северными воротами запестрел толпой. Все смешались там – и люди, и скот. Гул голосов сливался в монотонный шум, все более возрастающий. Лучники Наркаба, следуя приказу военачальника, зорко следили за всеми со стен и башен цитадели, держа наготове лук и стрелы. Крепкие воины с копьями охраняли ворота. И вот на ближайшей башне появился Наркаб. Удар в гонг привлек внимание толпы, воцарилась тишина, и в ней раздался голос военачальника.

– Верховный жрец приветствует вас, люди, и приглашает вождей войти во дворец, оставив за этими стенами все оружие.