Архив "Шамбала" - Константин Гурьев Страница 23

— Во-первых, если вы видели заключение, то там я специально написал, что представленные документы «позволяют» предполагать. «Позволяют», понимаете? Во-вторых, я уже сказал: мне платят — я делаю свою работу. Ну и потом, вы ведь сейчас узнали об этом от меня, не прибегая к особым методам допроса, верно? Если покупатель относится к подобным вещам серьезно, то он узнает все. Ну, а если раритет ему нужен только для того, чтобы повесить на стенке, извините, в сортире, то какая мне разница? Согласны?

Пожалуй, разубедить профессора Афонина не удалось бы никому, и Корсаков, кивнув головой, начал прощаться.

Поднимаясь, Игорь полюбопытствовал:

— А что кроется за вашим «повесить в сортире»?

— Мода, знаете ли, пошла у нас в России на такие вещи…

— И что, кто-то делает бизнес на этих свитках?

— А кто будет разбирать, подлинные они или нет? Вы с «новыми русскими» часто сталкивались? Для них ведь престижность каждой такой «фиговины» определяется ровно ее ценой.

— Ну, так значит, кто-то их и изготавливает?

— Ну, конечно! Все, что пользуется спросом на рынке, изготавливается не только законно и официально.

— Да, кстати, — Корсаков снова сел поудобнее. — А что за организация, следы которой вы увидели в этих бумагах?

— Организация? Да довольно серьезная. Вы когда-нибудь слышали о «Едином трудовом братстве»?

— Да, приходилось.

— От Сутормина? Ну, ему-то я поведал.

Корсаков хотел признаться в обратном, но вместо этого задал вопрос:

— А «Братство»-то тут с какой стороны?

— «Братство», пожалуй, занималось этим активнее других. Возможности его были неограниченными. Создателем «Братства» считают Глеба Бокия — фигуру интереснейшую. Потом, когда «наверху» мог оставаться только один человек — великий «товарищ Сталин» — Глеба стали забывать и вымарывать. Тогда убирали ненужных людей отовсюду. Чтобы не мешали, не пятнали, так сказать, светлый образ. А Глеб Бокий был как раз романтик революции, творец всемирного счастья. Помните, у Горького: «Что сделаю я для людей?» — сильнее грома крикнул Данко, а потом разорвал себе грудь и сердцем осветил путь к счастью! Вот и Бокий таков. Уж не знаю, почему, а только отошел он от того пути, которым пошли большевики. Может быть, останься жив Ленин, этого и не случилось бы, но… В общем, Бокий отыскал единомышленников в самых разных кругах, благо положение этому способствовало. Глеб Бокий стоял во главе Специального отдела ВЧК-ОГПУ. Чем конкретно занимался отдел, так и не удалось выяснить, но, видимо, полномочия у Глеба были чрезвычайные! Много лет спустя, когда Сталин направил в НКВД Ежова с приказом «навести там порядок», тот хотел уволить своего заместителя Бокия. Бокий сопротивлялся. Ежов побежал к Сталину: «Прошу оказать помощь!» Товарищ Сталин в гневе напомнил, что Бокий — всего-навсего заместитель наркома, и никто более. Прибегает Ежов к Бокию и радостно кричит: у меня приказ товарища Сталина. На что Бокий ему спокойно заявляет: а меня на это место направил сам товарищ Ленин. Лично. Вот, пусть он и отзывает. Представляете, какая самоуверенность? Можно, конечно, говорить о психической ненормальности, но ведь почти двадцать лет Бокий выполнял какое-то задание, которое он считал особо важным!

— Задание Ленина? — нашел возможность вклиниться в монолог Корсаков.

— Этого никто не знает. Ленину, между прочим, тоже жилось нелегко: его обвиняли во многих грехах. И справедливо, и неправедно. Работая всегда на виду, под контролем, он, видимо, многое вынужден был делать негласно, через доверенных людей. Возможно, и Глеб Бокий удостоился такого особого доверия.

— Ну а при чем тут «Братство»?

Корсакову становилось все интереснее. Теперь даже известная история с исчезновением семьи императора Николая приобретала новые краски и оттенки.

— «Братство»? — удивленно переспросил Афонин. — «Братство» создавалось для поиска новых путей к счастью. Время такое было — пора обновления. Не только коммунистического. Весь мир менялся. Слишком много нового, другие мерки самой жизни и смерти, другие ценности появлялись! Большевизм ведь, вообще-то, всего-навсего — частный случай проявления изменений в мире с конца девятнадцатого века, понимаете? Люди, делая все новые открытия, наивно полагают, что они полностью управляют природой. Полностью! Есть такой исторический факт: отец братьев Райт — тех самых, которые совершили первый в мире авиационный полет — священник, и незадолго до полета он в своей проповеди заявил, что желание оторваться от земли и уподобиться Богу, — греховно, и будет наказано. А его сыновья, бац и оторвались! Вы подумайте, какое столкновение идей, какая трагедия духа только в одной семье! И ведь это — у простых людей, можно сказать, обывателей! А тут — революционеры, которые долгие годы к подвигу готовились. Конечно же, им хотелось всех сразу сделать счастливыми.

— Значит, «Братство» стало чем-то вроде новой партии большевиков? — уточнил Корсаков.

— Ну, что вы! Никто не собирался отдавать власть. Все попытки хоть как-то оспорить власть партии коммунистов автоматически делали врагами тех, кто эти попытки предпринимал. Как сказал великий пролетарский писатель: «Если враг не сдается, его уничтожают». А вот искать новые пути, которые пока не противоречат ленинской доктрине, это — пожалуйста! И искали, и создавали, и придумывали все новое и новое. «Единое трудовое братство» было своеобразным клубом, где все равны. У братства имелся даже свой символ — красная роза с лепестком белой лилии и крестом — означавший полную гармонию. Глава его, Бокий, каким-то образом познакомился с интересным, своеобразным человеком по фамилии Варченко, убежденным, что в районе соединения Афганистана, Китая и Индии когда-то теплился очаг древнейшей цивилизации, так называемая Шамбала. Он считал, что жители ее обладали необычайными знаниями, принимавшимися непосредственно из Космоса, и сам, например, занимался передачей мыслей на расстояние, представляете?

— Что-то вроде Вольфа Мессинга?

Афонин не сдержался, поморщился.

— Ну, если нет иных сравнений, то и это подойдет. Бар-ченко был убежден, что существуют методики такой передачи, которые будут адекватно восприниматься. В Петрограде у него имелась лаборатория, где его опыты проводились довольно успешно. Однако Варченко утверждал, а Бокий верил, что в Шамбале хранятся знания, позволяющие подобное поставить, грубо говоря, на поток. Идея нашла горячих сторонников! Представьте себе: приезжают в некую страну несколько человек, владеющих таким знанием, и, воздействуя на население, устраивают там революцию. Настоящую, о которой весь мир, как уверены большевики, только и мечтает! Конечно, под такую идею давали и деньги, и людей, и полномочия.

Корсаков напряженно вслушивался в рассказ Афонина. Ведь тот пересказывал все, что Корсаков уже слышал, но факты у профессора складывались в особую, стройную, версию! И именно Афонина-то надо было раскручивать на всю катушку!

— Неужели было так много идеалистов? Это среди большевиков-то? — прервал Корсаков профессорский монолог.