Приключения Джона Девиса - Александр Дюма Страница 23

В это время снова раздался гром ближе прежнего и долго грохотал, как будто молния сердилась, что против нее принимают предосторожности. Через несколько минут все приказания были исполнены, и всякий снова стал на свое место.

Между тем море совершенно стихло. Не было ни малейшего ветерка; паруса печально висели; медно-желтое небо как будто все опускалось и ложилось на наши мачты. Малейшие наши движения страшно раздавались посреди мертвой тишины, которая только что по временам прерывалась грохотом грома; но ничего еще не показывало, откуда набежит ветер. Точно как будто буря еще не решалась начать разрушения. Наконец легкие вихри, которые наши матросы зовут кошачьими лапами, налетая с востока, начали местами рябить поверхность моря и шуметь в парусах. На востоке, между морем и облаками, появилась светлая полоса, как бы занавес поднялся, чтобы пропустить ветер; раздался ужасный шум, словно выходивший из недр океана; поверхность его взволновалась и покрылась пеною, как будто ее взрывали огромным плугом; потом род прозрачного тумана нанесся с востока. То была, наконец, буря.

— Радуйтесь, ребята! — закричал капитан. — Ветер с суши, и мы набегаемся вдоволь, не наткнувшись на скалу… Руль по ветру!.. Пусть-ка буря за нами погонится.

Корабль, стоявший недвижно, был в очень благоприятном положении для этой перемены позиции. Приказание тотчас исполнено, и руль положен на ветер. Корабль, послушный, как хорошо выезженная лошадь, тотчас повиновался воле рулевого. Два раза большие его мачты нагибались к горизонту, так что концы реев окунулись в воду, и два раза красиво поднимались. Наконец паруса приняли ветер перпендикулярно, или под прямым углом, и фрегат понесся по волнам, как кубарь под хлыстом школьника, опережая волны, которые, казалось, гнались за ним и, не догнав, позади его разбивались.

— Ничто! — пробормотал Боб, как бы разговаривая сам с собою. — «Трезубец» ходок знатный, не тотчас его обгонишь, а капитан знает его, как кормилица своего ребенка. Поучитесь у него, мистер Джон, — прибавил он, оборачиваясь ко мне, — только поторопитесь, потому что урок будет не длинен. Мне сдается, что буря еще не совсем разыгралась. Как вы думаете, сколько узлов ветер делает в секунду?

— Да я думаю, двадцать пять или тридцать.

— Браво! — вскричал Боб. — Знатно для человека, который только две недели назад познакомился с морем; но он все летит скорее и скорее и как раз начнет опережать нас.

— Ну что ж, мы поставим еще парусов.

— Гм! Мы уже несем столько, сколько можно, дерево ведь глупо, на него нечего полагаться. Посмотрите-ка, крюйсель гнется, как прутик.

— Спустить малый стоксель и лисель бизань-мачты! — закричал капитан голосом, который раздавался громче бури.

Команда была исполнена в ту же минуту и с такою же точностью, как если бы корабль спокойно шел по десяти узлов в час, и быстрота «Трезубца» еще усилилась. Но так как новые паруса накренили его вперед, то он сначала погрузился носом в горы, которые рассекали, подобно Левиафану, и все люди, стоявшие на передней части, несколько секунд были по пояс в воде. Но фрегат тотчас поднялся, и как добрый конь, споткнувшись, сердится и трясет головой, так и он понесся еще быстрее.

Вопреки предсказаниям Боба, корабль с час шел таким образом и ни одна веревочка не порвалась; между тем буря все усиливалась; наконец дошла до того, что волны начали обливать фрегат, и один вал, огромный, как слон, поддал с кормы и пронесся по деку. В то же самое время тучи, как будто подпираемые верхушками мачт, раздернулись, и над ними показалось небо, пылающее, как кратер вулкана; раздался гром, будто пушечный выстрел; огненная змейка пробежала по гроту и скользнула проводника в море.

После этого взрыва воцарилось на минуту ужасное безмолвие, и буря, как бы истощенная страшным усилием, казалось, притихла. Капитан воспользовался этой минутою тишины, когда пламя факела поднималось бы перпендикулярно, и, посреди всеобщего оцепенения, голос его раздался снова:

— К гроту, ребята! Паруса обстенить, все до одного, до последнего лоскутка, с кормы до носу. На гитовы! Марсы долой! Лейтенант, марсы на гитовы! Руби чего не развяжешь!

Невозможно описать впечатление, которое произвел на приунылый экипаж этот голос, казавшийся голосом царя морей. Мы все бросились на работу, взлезая на мачты и чуть не задыхаясь от серного запаха, который молния по себе оставила. Пять из шести парусов мигом свились и спустились, как облака. Мы с Джемсом встретились на грот-марсе.

— Ага, это вы, мистер Джон! Я думал, что мы станем продолжать наше путешествие в хорошую погоду.

— Не угодно ли я вас повожу по снастям, как вы водили меня по подводной части? — сказал я, смеясь. — Вон там, на крюйселе негодяй-парус забыл спуститься, а не худо бы его закрепить.

— Буря и без нас с ним сделается, мистер Джон. Спустимся лучше поскорее на дек.

— Все на дек! — закричал капитан. — Только один кто-нибудь сорви парус грот-брам-стеньги. Пошел вниз! Живо!

Матросы с радостью повиновались, и все мигом спустились по снастям: я один остался на грот-марсе и тотчас полез по вантам, чтобы добраться до крюйселя, но я еще не достиг туда, как шквал налетел. Парус над моей головою надулся, как шар, и мог в минуту сломать мачту. Я бросился как только можно было скорее посереди такой сумятицы; уцепившись одной рукой за крюйсель, я выхватил другою кинжал и принялся пилить толстую веревку, которою был привязан угол паруса. Не скоро бы я это кончил, если бы ветер сам не помог мне. Я не успел перепилить и трети веревки, как она оборвалась; другая тоже не удержалась; парус, удерживаемый только сверху, развевался надо мной, как саван; потом раздался треск, и он унесся как облако в бездну небесную. В ту же самую минуту корабль страшно вздрогнул, и мне послышался голос Стенбау, раздававшийся громче бури; он кликнул меня по имени. Огромная волна поддала в корабль с борту; я почувствовал, что он ложится на бок, как раненый зверь; я изо всей силы уцепился за ванты; мачты накренились к морю; я увидел, как бушует оно прямо подо мною. Голова у меня закружилась; мне чудилось, что бездонная пропасть проревела мое имя. Я смекнул, что ног и рук моих не довольно, чтобы удержаться, ухватился за веревку зубами, закрыл глаза и только ждал, что меня обдаст смертельным холодом воды. Однако я ошибся. «Трезубец» был не такой корабль, чтобы поддаться с первого раза; я чувствовал, что он подымается, открыл глаза и приметил под собою дек и матросов. Мне только и нужно было; я схватился за веревку и мигом очутился на шканцах между капитаном Стенбау и лейтенантом Борком, когда все уже думали, что я погиб.

Капитан пожал мне руку, опасность, которой я подвергался, была забыта. Что касается до Борка, то он только поклонился мне и даже не сказал ни слова.

Быстрота ветра принудила Стенбау лечь в дрейф вместо того, чтобы нестись вперед все далее от земли; для этого надобно было поворотить овер-штанг и подставить буре корму. При этой перемене положения вал поддал нам с борту и принудил меня описать по воздуху красивую кривую линию, за которую капитан пожал мне руку.