Маргарита Бургундская - Мишель Зевако Страница 22

– Мир между нами, разбойник! Да ты обещан палачу! Если я что и могу принять с твоей стороны, так это мольбу о моем великодушии.

Буридан сохранял хладнокровие, но по едва заметному сведению бровей Бигорн, который не выпускал хозяина из виду, понял, что в этом ясном, методичном и непоколебимом мозгу зреет буря.

– Как я уже сказал вам, – произнес он, – я всего лишь песчинка; вы же – дядя короля, возможно, завтра и сами – король. Но иногда и песчинки бывает достаточно, чтобы развалить империю: берегитесь, монсеньор, как бы я не стал этой песчинкой! Я предлагаю вам мир. Мы здесь же заключим соглашение. Мы совершим обмен. Я вам пообещаю никогда на вас не нападать; пообещаю не только нейтралитет по отношению к вам, но и уважение, на которое вы имеете право, по крайней мере, в силу вашего происхождения. Я пообещаю вам даже больше, монсеньор: если когда-нибудь вам понадобится моя преданность, если когда-нибудь вам понадобится человек, готовый совершить для вас нечто дерзкое, опасное, невозможное, дайте мне знать, и Буридан охотно рискнет для вас жизнью…

– И в обмен на все эти прекрасные обещания что должен сделать для вас я, молодой человек? – спросил граф с насмешливой улыбкой.

– Ничего, за исключением одной вещи, одной-единственной, которую я вам укажу. Я не прошу ни вашей благосклонности, ни вашей протекции…

– И что же вы просите? – вопросил Валуа с легким удивлением.

– А вот что, монсеньор! – отвечал Буридан, во взгляде которого зажегся огонек надежды. – У Монфокона я сделал вам признание, от которого зависит вся моя жизнь, сказал вам, что люблю одну девушку…

Валуа резко дернулся, и Бигорн отметил это движение.

– Эта девушка, – продолжал Буридан, – была тогда вашей узницей, или, по крайней мере, была таковой прежде, пусть и не очень долго. Как видите, монсеньор, судьбой было предназначено, чтобы та, которую я люблю, будучи вывезенной королевой из Тампля, стала вашей пленницей и теперь находится в особняке Валуа.

– Кто вам сказал, что Миртиль находится в моем особняке? – прохрипел граф.

Буридан уже открыл было рот, чтобы ответить, но Бигорн, опережая его, проговорил:

– Симон Маленгр.

– Монсеньор, – продолжал Буридан слегка дрожащим голосом, – верните мне Миртиль, поклянитесь, что никогда больше не станете ничего замышлять против нее, и я стану вашим преданным слугой.

Несколько минут Валуа молчал. Странное волнение отражалась теперь на его лице. При имени Миртиль, им же самим и произнесенном, он побледнел и задрожал. Он смотрел на Буридана уже не с презрением, уже не с горделивым высокомерием могущественного сеньора, говорящего с жалким студентом, но с ревностью человека влюбленного, столкнувшегося лицом к лицу с более удачливым соперником. Он забыл даже то, что, по сути, он был пленником Буридана, находился в его власти… Его трясло от ярости…

– Я не отдам вам эту девушку, о которой бы говорите с такой дерзостью и к которой должны относиться с тем почтением, с каким чернь обязана относиться к представительницам самых знатных фамилий! Я не отдам ее вам по двум причинам. Во-первых, потому, что вы смеете ее любить!

Смертельно побледнев, ослабевшим от страха, который подкрался к самому сердцу, голосом Буридан произнес:

– А во-вторых?

– Во-вторых же, – прорычал Валуа, – потому, что я сам люблю ее!..

Буридан прикрыл лицо рукой, словно получив жестокий удар.

Напряженный, бледный, весь в поту, он поднялся на ноги и промолвил:

– Монсеньор, имею честь сообщить вам, что один из нас двоих сейчас умрет.

В то же время он обнажил рапиру, воткнул острый ее конец в пол и добавил:

– Я к вашим услугам!.. Конечно, я мог бы вас убить, так как вы – моя добыча; я пленил вас в бою. Я вполне мог бы, имея на то полное право, при помощи моих товарищей, заколоть вас как побежденного противника, после чего нам всего-то и нужно было бы, что затащить ваш труп на верхнюю площадку этой башни и сбросить в Сену. Я же предлагаю вам честный бой, какой предлагал Ангеррану де Мариньи. Защищайтесь же, монсеньор, защищайтесь, или, клянусь Господом, я выпущу вам кишки!

Храбрости Валуа было не занимать. Он был статен и прекрасно владел всеми видами оружия. Поняв, что дуэли не избежать, он тоже вскочил на ноги и в следующее мгновение соперники встали в стойку, и зазвенели шпаги.

Бигорн, единственный свидетель этой схватки, замер, превратившись, если можно так сказать, в статую: вот только лицо его, загоревшее под солнцем больших дорог, казалось, несколько более, чем обычно, светилось свинцовым блеском.

Валуа сразу же с неудержимой яростью ринулся в атаку. Держа обеими руками тяжелый боевой палаш, он поднял его, чтобы нанести свой коронный удар, призванный расколоть противнику череп. Палаш резко опустился, разбив на куски одну из плит пола: Буридан избежал удара, отскочив в сторону.

Стремительный посвист рассекающей воздух стали. Несколько коротких и хриплых междометий. Отчаянное шарканье подошв сапог. Внезапная борьба сцепившихся, готовых придушить друг друга мужчин. Отшвырнув в сторону шпагу и выхватив кинжал, Буридан набросился на Валуа и с силой прижал того к стене. Преисполненный бешенства и ужаса рык. Валуа уже на земле, Буридан сверху: колено – на груди, левая рука тянется к горлу, тогда как правая заносит кинжал.

– Отдашь мне Миртиль? – выдохнул юноша.

Заскрежетав зубами, Валуа закрыл глаза и ответил:

– Нет!

– Умри же!.. – вскричал Буридан.

И в молниеносном жесте рука его взметнулась вверх для смертельного удара.

Но так и не упала.

Кинжал замер в нескольких дюймах от груди распростертого на полу Валуа.

Кто-то перехватил запястье Буридана. Этим кем-то был Ланселот Бигорн.

– Дьявол! – прорычал Буридан. – Ты тоже хочешь умереть?

– Жан Буридан, – торжественно молвил бетюнец, – ты не убьешь этого человека!

– Почему? Почему? Почему? – закричал юноша, все более и более повышая голос.

– Потому, что этот человек – твой отец! – отвечал Бигорн.

* * *

Ланселот Бигорн и Буридан находились в комнате, что соседствовала с той, где развивались события сей драмы. Как здесь оказался Буридан? Как он затащил сюда Бигорна? Какие суматошные мысли пронеслись в его голове? Что именно случилось после того, как Бигорн произнес слова, столь чудовищные в подобных обстоятельствах? Этого Буридан уже не помнил. Ланселот, последовав за юношей, тщательно закрыл дверь комнаты, в которой остался Валуа.

И сейчас Буридан и Бигорн, оба – невыразимо бледные, стояли друг напротив друга. Бигорн – более спокойный, чем обычно, со странным выражением торжества на хитрой физиономии. Буридан – слабый, как дитя, с болью в сердце, растерянный, не знавший, что и думать.