Сокровища царя Камбиза - Деннис Уитли Страница 22

— Я придаю ему ровно столько значения, сколько оно заслуживает, — ответила она.

Я пожал плечами.

— Тогда считайте, что оно вам дано. Я устал как собака, и просто не в силах вынести сегодня полицейский допрос.

Все, что мне до сих пор удавалось, я приписывал не своей ловкости, а целиком и полностью частой смене своего обличья. Высадившийся прошлым вечером в Александрии хорошо одетый бородатый британец в течение часа превратился в чисто выбритого арабского драгомана. В половине пятого утра я уже был краснокожим индейцем, а в половине двенадцатого стал бедным греческим рабочим; через девять часов у пирамид я вновь подвергся метаморфозе, приблизившись к своему изначальному виду более, чем мне бы хотелось.

— Гарри, — сказал я. — Сделайте мне одолжение.

— Конечно, старина.

— Мои костюмы слишком хорошо сидят на мне. Вы не против одолжить мне один из ваших, чтобы завтра я не так бросался в глаза?

— Разумеется, — согласился он. — Выбирайте любой.

Гарри был на несколько дюймов ниже меня и гораздо толще, поэтому я ограничился брюками из серой фланели, бело-зеленой клетчатой курткой и пуловером.

Прошло более двух с половиной суток с момента убийства сэра Уолтера. В ту ночь я проспал около четырех часов, а почти сутки спустя — еще часа три в могильнике священных быков. Последние тридцать часов за мной велась охота, и поддерживало меня только постоянное нервное возбуждение. Когда же я вскарабкался к себе на третий этаж, сил не хватило даже на то, чтобы раздеться. И я заснул прежде, чем мое измученное тело рухнуло в постель.

Проснулся я после полудня, а поскольку днем у меня не было никаких дел, и появляться на улицах Каира было небезопасно, я снял одежду, забрался под одеяло и продремал почти до вечера, а потом, облачившись в костюм Гарри, отправился за покупками.

Я приобрел себе ярко-голубую рубашку с мягким воротником, феску, зеленый галстук с белыми верблюдами и жуткую на вид пару лимонно-желтых кожаных туфель с длинными заостренными носами.

Вернувшись в пансион, я примерил обновки и, взглянув на свое отражение в старом, покрытом пятнами зеркале над рукомойником, поздравил себя. Одежда Гарри была не очень широка мне в талии, но рукава пальто и брюки оказались на добрую пару дюймов короче, и весь наряд выглядел так, словно был куплен в магазине готового платья. С желтоватого цвета лицом и кричащим галстуком я теперь вполне мог сойти за типичного египтянина среднего достатка, и никому бы не пришло в голову, что некогда я состоял на дипломатической службе его величества короля Британии или обучался в Итоне и Оксфорде. Меня беспокоила только небольшая простуда — вчера после блуждания по хлопковым полям с Сильвией я забыл насухо вытереть ноги, и было похоже, что мне придется поплатиться за эту беспечность.

В половине девятого я отправился пешком вдоль улицы Мухаммеда Али от площади Оперы и дошел до второго поворота направо. Это был малоприятный район, именно здесь убили многих британских чиновников в смутные времена, когда египетские националисты, борясь за независимость своей страны, прибегли к тактике террора.

Я без труда нашел магазин ковров. Дверь была заперта, но, сквозь жалюзи пробивался свет, и я громко постучал. Через несколько секунд дверь открылась, на пороге появился араб в белой галабее и молчаливо уставился на меня, ожидая услышать о цели визита.

— Гамаль-эфенди здесь? — спросил я.

Он кивнул.

— Кто желает видеть его, господин?

— Он не знает моего имени, — сказал я, — но скажите ему, что я прибыл от Юсуфа Факри.

— Айя, — поклонился он. — Прошу вас, заходите и подождите здесь.

Он закрыл за мной дверь, задвинул щеколду и оставил меня в тускло освещенном магазине. На стенах его висели ковры, в глубине стояло несколько ручных ткацких станков, на которых днем работали маленькие мальчики. В центре, на полу, ковры были сложены двумя огромными грудами, — и у меня сложилось впечатление, что производство ковров здесь было не прикрытием, а настоящим ремеслом.

Через пару минут слуга вернулся и повел меня наверх, к своему господину. Пока мы обменивались обычными арабскими приветствиями, я успел рассмотреть торговца наркотиками.

Гамаль был толстый, плотный мужчина лет пятидесяти, с седеющими волосами, выбивавшимися из-под края фески, острыми, подвижными глазами, кожей темной и отчасти рябой из-за перенесенной в детстве оспы. Комната, в которой он принимал меня, была, очевидно, его офисом, и казалось, выдавала своего хозяина, будучи битком набита всякого рода западными вещами, слишком дорогостоящими для владельца допотопного коврового магазинчика.

— Вы от Факри? — спросил Гамаль, подвигая мне через стол коробку с сигаретами.

— Да, — ответил я. — Меня зовут Дауд-аль-Азиз, и я прихожусь Юсуфу двоюродным братом. Сегодня вечером у него началась лихорадка, и он прислал меня к вам.

Я догадывался, что человек по имени Юсуф Факри должен сегодня ночью забрать пакет с наркотиками от Гамаля, и шел на риск, выдавая себя за его брата, но это был единственный пришедший мне на ум способ попасть сюда. Если Юсуф уже успел забрать пакет, то через пару минут мне придется несладко, но я рассчитывал, что такая работа выполняется, как правило, поздно ночью и, явившись в половине девятого, надеялся опередить его. Это был решающий момент, и я исподтишка наблюдал за реакцией Гамаля.

Он нахмурился, размышляя, но затем, к моему облегчению, произнес:

— Так этот молодой дурень опять принял слишком много, а?

— Нет-нет, господин Гамаль! — поспешно запротестовал я. — Уверяю вас, бедный Юсуф действительно заболел. По-моему, он съел испортившуюся рыбу и отравился. Он был совершенно разбит и ослаблен, когда умолял меня отправиться к вам и выполнить работу вместо него.

— Какую работу? — спросил Гамаль.

Я пожал плечами и в чисто восточной манере развел руками.

— Господин Гамаль, он сказал мне лишь о том, что вы верите ему и если позволите мне занять его место, я смогу заработать неплохие деньги.

— Бьюсь об заклад, вам известно, чем занимается Юсуф, иначе он не послал бы вас, — торопливо произнес Гамаль.

— Ну, господин Гамаль… — Я скромно потупился. — Юсуф доверяет мне, и, хотя никогда ничего не рассказывает, я догадываюсь, чем он зарабатывает.

— А вам не приходит в голову, что за эти несколько часов работы он может оказаться в тюрьме?

— Хорошие деньги просто так никому не платят, — нравоучительно изрек я. — Всем надо жить, не так ли?

— Это верно, — кивнул Гамаль. — И вы готовы рисковать?

— Я охотно исполню все, что вы скажете, господин Гамаль, если плата будет подходящей.

Секунду он сурово смотрел на меня своими черными, маленькими, как бусинки, глазами, очевидно, размышляя, можно ли верить мне, но моя история звучала достаточно правдоподобно, и ему, вероятно, было некем заменить Юсуфа. Ничего более не сказав, он встал и вышел из комнаты.