В стране райской птицы. Амок - Янка Мавр Страница 22

А когда вдруг перед ними оказались папуасы, сипаи не могли оказать им никакого сопротивления. Папуасы растащили бревна, подтянули катер к берегу и преспокойно сняли с него пленников.

А Брук ничего этого не слышал и не видел. Он остался один на холме со своим пулеметом. Ночь была тихая и прекрасная, как и прежде. Брук и вглядывался и вслушивался в темноту, но ничего особенного не замечал. Все было спокойно.

И в сердце у него затеплилась надежда: а может, эта была простая случайность, дикари тут ни при чем, может, товарищи вернутся, а катер они подремонтируют?

Но прошла ночь — их нет. День прошел — нет. Значит, это все-таки работа папуасов! Значит, теперь его черед. Но его живьем не возьмут!..

Наступала новая ночь, жуткая ночь… Он ожидал ее с большим ужасом, чем тогда, когда был в плену у папуасов. Тогда, по крайней мере, он видел и знал, что его ожидает, а тут…

Он сидел один высоко на холме, и ему казалось, что со всех сторон на него глядят тысячи глаз. Света у него уже не было, фонарик не горел…

По временам ему начинало казаться, что к его холму крадутся папуасы, и он открывал стрельбу наугад, чтобы только показать, что он начеку. Нервы были страшно напряжены. Он не чувствовал ни малейшей усталости, хотя уже вторую ночь не спал и целый день ничего не ел.

Было уже за полночь, но ни один звук не нарушал тишины. Снова появилась надежда. Нет, наверно, это не папуасы! Наверно, само по себе: где-нибудь буря повалила деревья на берегу реки, течение подхватило их и понесло. Ничего в этом нет страшного. Будь это дикари, они давно напали бы на него, а то ведь нигде ни одного не видно и не слышно.

Как раз в этот момент в воздухе послышалось шипение и рядом с ним упала стрела.

Брук застонал, как будто его ранило. Сомнений нет! Они тут, поблизости, следят за ним, приближаются!.. И он снова начал сыпать пулями во все стороны.

Скорее бы кончилась эта ночь! По крайней мере, он видел бы, что ему делать.

Но прошли, как казалось Бруку, недели, пока она кончилась. День не принес никаких изменений. Все было по-прежнему тихо, спокойно, и нигде ни души. Только сам Брук стал неузнаваем. Исхудавший, с красными глазами и каким-то диким взглядом… Много седых волос в бороде и на голове.

Что делать? Прежде всего нужно было поискать чего-нибудь перекусить, потому что все продукты остались на катере. Но как оставить пулемет? Они же следят! Кроме того, нужно было и отдохнуть — столько времени не спал. Но и спать опасно.

Пока он рассуждал, раздался выстрел и пуля пропела у него над головой…

Этого еще не хватало! Брук припал к земле и стал присматриваться. Нигде никого!..

Он уже забыл и про голод, и про сон. Значит, теперь весь день придется стеречься. Значит, эти людоеды не только захватили катер вместе с товарищами, но еще и научились где-то пользоваться ружьем. Это уже совсем скверно. Продержится ли он до тех пор, пока придет Скотт? Если все благополучно, они могут прийти через четыре-пять дней. Как продержаться без сна и еды? Говорят, бывали такие случаи. Хорошо еще, что он мог спуститься к реке попить.

Вот и сейчас он направился было к реке, но едва сделал несколько шагов, как снова начали стрелять.

Пришлось залечь. А жажда так мучит! Наконец не выдержал.

— Что это со мной стало? — сказал он себе. — Разве это такая уж невидаль — пули? Разве мне впервой? И он смело пошел вниз. Снова раздалось несколько выстрелов, но он уже не обращал на них внимания. Напился. Потом заметил на берегу какие-то объедки, должно быть, от их последнего ужина, и с жадностью набросился на них.

Вернувшись наверх, пострелял немного в ту сторону, откуда, как ему показалось, раздавались выстрелы. Отчасти успокоился и почувствовал, что сейчас уснет.

Как быть? С одной стороны — нельзя же столько времени прожить без сна, а с другой, — его ведь возьмут тогда голыми руками!

«Лучше умереть от пули, чем попасть им в руки», — подумал он, сел так, чтобы папуасы видели его, и стал подремывать.

Он рассчитывал, что так они будут думать, будто он не спит и готов в любую минуту открыть огонь.

«Где им попасть в меня, этим дикарям, если они первый раз в жизни держат в руках ружье», — успокоил он себя и тут же уснул.

Но прошло, кажется, немного времени, как он вдруг почувствовал, что его кто-то толкнул. Вскочил, оглянулся вокруг — никого. Глянул на плечо, на руку — кровь. Ранили!

Плечо разболелось. Видно, задета кость. Кровь лилась тоненькой струйкой.

Долго он возился, чтобы как-нибудь одной рукой с помощью зубов перевязать рану.

С горем пополам перевязал, кровь пошла слабее, но не переставала сочиться.

Теперь он уже видел, что все кончено, что придется погибнуть, и не от раны, а от слабости вообще. Хорошо было бы самому покончить с собой, но ведь из пулемета пулю в лоб себе не пустишь.

Между тем приближалась ночь, третья страшная ночь…

При одной мысли об этом Брук чувствовал, что силы оставляют его. Снова сидеть одному на холме, ничего не видеть и вместе с тем знать, что за тобой следят сотни глаз, к тебе подползают, чтобы съесть…

Брука пронял озноб; он весь дрожал, словно от мороза; зубы его лязгали, он тщетно пробовал удержать их рукой.

Напряжение было так велико, что ему казалось, будто он видит и слышит на несколько километров вокруг, хотя в действительности ничего не было видно даже в нескольких шагах.

А в этой темноте они, людоеды… Много их… и, наверно, близко… близко…

Сейчас схватят… съедят… Будут жарить или нет?…

Закрыв глаза, он одной рукой в отчаянии нажал на гашетку.

И вот упала на землю последняя гильза…

Снова рядом с ним вонзилась в землю стрела, но он молчал…

Потом на холме зазвучала песня, потом — дикий хохот…

Подошли папуасы и спокойно взяли потерявшего рассудок мистера Брука…