Крах каганата - Михаил Казовский Страница 21

Первое время гувернантка не могла найти к ней подхода. Все старания бывшей государыни усадить девицу за стол — с книжками, пергаментом и чернильницей — натыкались на грубости и капризы: «Голова болит», «Не хочу сегодня», «Буду я ещё слушать разных варваров!», «Отцепись, не липни!» — «Как не стыдно, барышня, — говорила Ирина. — Папенька за меня платил деньги, чтобы вы научились чему-нибудь, а не просто измывались да гнали!» — «Вот и занимайся с Агафьей. Гашка — дурочка, ей любые науки впрок. А меня не трогай!»

Но однажды, находясь в хорошем расположении духа, Анастасо сказала:

— Расскажи о себе, Ирина. Из какой ты семьи, как попала в рабство?

Дочка Негулая спросила:

— Да зачем вам об этом знать? Врать мне что-то не хочется, в правду вы поверите вряд ли...

— Почему?

— Слишком невероятное стечение обстоятельств.

— Говори, говори! Я приказываю тебе — не таи ни капли!

Что ж, покинутая супруга Иосифа незатейливо поделилась всей своей биографией — от рождения в городе Магасе до предательства младшего брата Димидира-Самсона. Потрясённая ученица слушала с открытым от изумления ртом.

— Ничего себе, — наконец проговорила она. — Чтоб особа с голубой кровью проживала у нас в людской! И возилась с такой паршивкой, как я! В голове укладывается с трудом.

— Тем не менее мне кривить душой не пристало. И прошу только об одном: пусть моя история дальше этой комнаты не пойдёт. Не хочу огласки. Кроме издевательств со стороны рабов и прислуги — мол, попалась, птичка, раньше повелевала, а теперь посиди в грязи! — ничего не будет. А ходить неузнанной даже легче.

— Нет, наоборот! — хлопнула ладонью по столу Анастасо. — Я тебя вызволю из подвала. Переедешь в комнатку наверху — папу уломаем. И пускай люди знают, кто живёт у нас в доме! И кому обязаны воспитанием дети Кратероса из Пелопоннеса! — Девочка подсела к ней ближе. — Ты должна меня научить, как себя вести в высшем свете. Поведению благородной дамы. Разным таким словечкам и штучкам. Чтоб не выглядеть чумазой плясуньей в папином трактире!

— Вы хотели бы выйти замуж за аристократа? — удивилась аланка.

— Говори мне «ты». Да, хотела бы. Прозябать в отцовом клоповнике долго не намерена. Я красива, умна, а с годами сделаюсь ещё краше. Все мужчины империи будут у моих ног! Что, не веришь?

Та пожала плечами:

— Почему бы нет? Всякое случается. Если дочь аланского керкундеджа продастся в рабство, отчего дочери кабатчика не податься в императрицы? Главное — везение.

— Это верно!

Вскоре в самом деле от хозяина поступило разрешение поселиться на втором этаже. Правда, закуток слишком походил на чулан — был довольно тесный и без окна; но зато у неё под ухом больше не храпели, а свою свечу женщина могла жечь, не сообразуясь с соседками. Дружба с Анастасо делалась всё крепче. Даже Феофан начал ревновать, полагая, что гувернантка уделяет ему много меньше времени, нежели сестре. Приходилось как-то лавировать, дабы угодить каждому ребёнку. Время за занятиями шло довольно быстро. Дни мелькали за днями, повседневный быт полностью засасывал, и мечты Ирины — отомстить Иосифу, свергнуть его с престола, чем освободить родную Аланию от хазарского ига, — спрятались куда-то в тайники памяти. Нет, она не забыла их, просто отложила на время; цель была простая: через близость к детям хозяина, уважение и любовь, заслужить право на свободу; труд, конечно, это немаленький, но надежда не оставляла разведённую государыню, и её старания понемногу приносили плоды. Анастасо слушалась, с удовольствием изучала риторику, новые стихи и латынь, постигала тонкости придворного этикета, выходила из дома только в сопровождении гувернантки. Дети с наставницей посещали церковь. Летом жили на море — в деревенском домике, купленном трактирщиком через год после приобретения им аланки. Там резвились вовсю — в мяч играли, плавали, иногда ездили верхом и стреляли из лука, разводили цветы в саду. Папа восторгался рабыней и не спрашивал с неё, как с других невольников.

Перелом случился на Медовый Спас 954 года — по Константинополю крест Господен носили в целях отвращения всех болезней, а затем в трактире «Серебряный конь» собралась тёплая компания — выпить мёду и полакомиться жареной на мёду курятиной. Ближе к полночи попросили Кратероса привести Анастасо — спеть, потанцевать и вообще порадовать всех присутствующих мужчин райской красотой. Вскоре появилась она — повзрослевшая, с хорошо заметными соблазнительными формами, но по-прежнему гибкая, изящная, артистичная. Локоны распущенных тёмно-рыжих волос развевались и трепетали в танцевальных па; руки, открытые до плеч, изгибались женственно — вроде без костей; юбки в вихре музыки обнажали стройные и крепкие нога. И наряд на плясунье был под стать: сочетания чёрного, красного и белого; белая роза в волосах, белизна не затронутой солнцем кожи, карие бездонные очи... О, на этот раз дочь кабатчика удостоилась целого дождя из монет! Гости хлопали, восхищались её талантами и не отпускали. Громче всех выражал восторга знатный армянин Иоанн Цимисхий. Небольшого роста (прозвище «Цимисхий» близко к русскому слову «Коротышка»), с огненно-рыжей шевелюрой, крепкий, широкоплечий, он не раз удивлял константинопольцев, побеждая на ипподроме в гимнастических упражнениях. В те далёкие годы ипподром служил не только для бегов и конкура, но вообще местом проведения регулярных праздников — для соревнований атлетов, выступлений канатоходцев и дрессировщиков диких зверей. А «коронным номером» Иоанна был прыжок в длину — через четырёх, в ряд поставленных лошадей. Но вообще-то гимнастика не являлась его основным занятием: он служил в армии и в свои двадцать девять лет сделал блестящую карьеру — выбился в стратопедархи (в современном понимании — в генерал-майоры). Сам император Константин Багрянородный, правивший в то время, покровительствовал ему.

— Брава, брава! — по-латыни кричал Цимисхий. — Я даю номисму за ещё один танец! — и пока девушка плясала, снарядил мальчика-посыльного в лавку за корзиной цветов. Да, такого триумфа дочь трактирщика ещё не переживала!..

— Он смешной, этот Иоанн, — на другое утро говорила она Ирине, нюхая цветы и загадочно улыбаясь. — Щёчки раскраснелись, голубые глазки горят... Заплатил сразу две номисмы. Да на эти деньги можно купить корову!

Гувернантка ответила с явным неодобрением:

— Ох, смотри, не влюбись в него. Он — женатый мужчина, вдвое старше тебя. Симпатичный, не скрою, темпераментный, острый на язык...

— И богатый, знатный!..

— И богатый, знатный. Но не дай вскружить себе голову. Это плохо кончится.

— Чем же, например?

— Позабавится с тобой, осквернит и бросит.

— Но зато введёт в высшие круги.

— И пойдёшь по рукам — в этих самых высших кругах!

— Ладно, не пугай. Я ещё с Цимисхием не спала.

Но случилось то, от чего предостерегала Ирина: Иоанн завоевал сердце танцовщицы. Он подстерегал её в церкви и произносил комплименты, присылал с нарочным букеты и пергаменты со стихами. А однажды ночью выкрал и увёз. Поселил в загородном доме, окружил стаей слуг, нарядил в шелка и осыпал драгоценными безделушками.