Пираты - Йен Лоуренс Страница 21

Чтобы было не так страшно, я вернулся в капитанскую каюту, взял свечу и с зажженной свечой пошел обратно в кубрик.

Моряки были укрыты с головой серыми шерстяными одеялами, на которых виднелись пятна крови, и на этих пятнах копошились тысячи тараканов, поблескивая в тусклом свете и постоянно шурша.

К моему ужасу одно из одеял вдруг упало на пол, рассыпав вокруг множество насекомых. Лежавший спустил с койки ногу, вторую, поднялся и, шатаясь, направился ко мне.

На его голове зияла рана от сабельного удара, лоскут кожи лба с частью скальпа упал на глаза и засох, приклеенный к лицу черной коркой запекшейся крови. Вытянув руки вперед, он двигался на звук шагов, а я в ужасе отступал по проходу между койками.

– Друг! – прохрипел он и остановился.- Ты… наш?

– Нет,- пробормотал я, и он дернулся назад, рот исказила гримаса ужаса.

– Тогда ты из них.

– Из кого?

– Из них! – Он рухнул на палубу лицом вниз. Тараканы копошились на его теле, покрывая его черной пеленой.

Свеча моя погасла, я побежал к выходу, стукнулся головой о фонарь, врезался в стол, и посуда с грохотом и звоном разбилась. Вылетев на палубу, я оказался лицом к лицу с распятым рулевым, зловеще скалившим зубы.

Я лежал у его ног на нагретой солнцем палубе и скоро услышал самые желанные, самые чудесные звуки, какие только можно вообразить: хлопанье парусины! Вскоре донесся и всплеск якоря, врезавшегося в воду. Я поднялся на колени и увидел сначала паруса шхуны, затем ее черный корпус и, наконец, прочитал: «Апостол» и цифры 12 19.

«Это конец!» – подумал я.

На палубе пиратской шхуны полно народу, а остановились они так близко, что можно разглядеть лица, бритые и бородатые; светлые и темные волосы, шляпы и головные платки. Самая жестокая шайка, которую я когда-либо видел. Они остановились как раз напротив брига, под мертвым взглядом распятого ими моряка.

Я отступил от борта, прислушиваясь к происходящему. Они спустили лодки, я слышал, как весла вставляются в уключины. Опасаясь, что пираты вернутся на бриг, я прокрался вниз и начал искать какое-нибудь оружие.

Меня приветствовал жуткий смех, казалось, отовсюду неслось:

– Я – Дэви Джонс. Кинь конец, юнец.

Я обшарил ящики, полки и шкафы камбуза, но смог найти лишь короткий нож с темным и ржавым лезвием. Потом я подошел к котлу и стал запихивать в рот тушенку, хватая куски мяса пальцами. Прислушиваясь, я ждал, когда на палубе раздадутся шаги.

Я решил драться до конца со всей храбростью, на которую способен, и надеялся погибнуть в рукопашной схватке, но не сдаваться, чтобы избежать страшной судьбы товарищей по моему новому судну.

Но скоро при мыслях о предстоящей схватке на глазах выступили слезы. Тушеное мясо в меня больше не лезло. Руки и ноги дрожали. Понимая, что боюсь, я ругал себя, называл трусом. Камень свалился с сердца, когда я услыхал, что лодки под аккомпанемент грубых голосов и плеска весел проходят мимо, не задерживаясь.

Я прошел в кормовую каюту и украдкой поглядывал оттуда на пиратов.

Бриг подогнало близко к берегу. Его швартовый канат обвис и окунулся в воду, появляясь из-под воды лишь на берегу и убегая в заросли. От судна до берега было меньше пятидесяти футов, но я не отважился бы пуститься вплавь, помня об акулах.

Внизу появились набитые пиратами лодки. Две прошли рядом, затем третья, за ней четвертая. В них было не менее шести десятков головорезов, от разодетых щеголей до почти обнаженных, с пистолетами, саблями, палашами, но большинство вооружено было не лучше меня.

Они гребли к кокосовой рощице, к золотистому полумесяцу песчаного пляжа.

Я с чего-то вдруг осмелел и высунулся побольше. Бриг медленно дрейфовал в меняющихся течениях, натягивая швартовый канат. Он уже поднялся из воды, расстояние до берега удвоилось. Кокосовая роща оказалась прямо передо мной. Среди деревьев было устроено что-то вроде лагеря. Какое-то сооружение из бревен, место для костра, поставленная вертикально бочка. На песок, подальше от воды, вытащены две лодки, скорее всего со злополучного брига, на котором я так неудачно застрял.

Пираты высыпали из лодок, шлепая по воде. С хохотом и шутками они исчезали за деревьями. Пляж опустел, остались лишь привязанные к пальмам пустые лодки. Канат, удерживающий бриг, натянулся над моей головой, как струна. Я подумал, что если смогу незамеченным пробраться по нему на берег, то можно будет добраться до лодок и…

Я застонал. Начался прилив. Я едва мог преодолеть течение в маленькой плоскодонке, что же я смогу сделать с баркасом, рассчитанным на двадцать человек? Придется снова ждать отлива, примерно часов шесть. Но тогда на моей стороне будет ночь.

– Три сажени вниз! – заскрипел вдруг тот же голос. – Кинь конец, юнец!

Я оглянулся на звук, в сторону двери. Вспомнил о человеке, упавшем на палубу и объедаемом тараканами. Может быть, это его голос. Я представил его ползущим к корме, ослепленным собственной кожей, с окровавленными руками и копошащейся массой тараканов на спине.

«Не выдержу я шести часов»,- подумалось мне. Я шести минут не выдержу! Судно переполнено кошмарами. Бросившись к иллюминаторам, я защелкал задвижками. И тут внизу появилась еще одна лодка.

Она вышла из-за обводов корпуса брига. Лодка была меньше прежних, и в ней лишь несколько человек, но вооружены они были до зубов, у всех сабли и пистолеты. Кроме того, в лодке лежали мушкеты.

Первый пират, затем второй появились в моем поле зрения. Выряжены они были как адмиральские гребцы: белые и синие полосы, соломенные шляпы с лентами. Вперед, назад, вперед, назад – взрезали их весла воду. Я замер. Им достаточно было поднять голову, чтобы увидеть меня.

Следующим перед моими глазами возник длинноногий тип, торчащий в лодке во весь рост. Он опирался на саблю, используя ее вместо тросточки. По раззолоченным рукавам и пышному перу на шляпе я понял, что это Бартоломью Грейс. На ногах – высокие сапоги, завернутые вверху. Вьющиеся черные волосы полностью скрывали плечи. Он всматривался в береговую линию, под широкими полями шляпы мелькнула розовая щека.

Я испугался, что он почувствует, как я слежу за ним. Руки болели от напряжения. Я так старался не шевелиться, даже не дышать, однако пальцы вдруг сами собой затряслись, задребезжав защелкой.

Гребцы работали веслами быстро и слаженно, унося от меня главного пирата, но человек, сидящий на корме, все время на них покрикивал:

– Больше жизни, девицы красные. Давай, наддай! – Он рассмеялся таким знакомым смехом, что у меня замерло сердце.

В следующее мгновение я увидел его. Он чуть отклонился назад в такт гребле, когда гребцы рванули весла, и нос лодки в очередной раз приподнялся над водой. С трудом верил я глазам своим, но на корме, небрежно возложив руку на румпель, в своем старом алом плаще и с невообразимым количеством пистолетов, рассованных тут и там, восседал Томми Даскер, мой знакомый контрабандист и разбойник Дашер. i