Хрустальная удача - Питер Марвел Страница 21

Далее текст был так обильно пересыпан цитатами из Святых Отцов, что профос пролистнул их, даже не просматривая. А зря! Иначе заметил бы выделенный киноварью заголовок на одном из листов: «Mirror Morionis ^[5] есть темная сторона каждого из человеков, то, что лежит глубоко внутри, по ту сторону Зеркала».

Зато его внимание привлек абзац, в котором говорилось: «Морион является гарантом равновесия сил, но в то же время коварным и опасным союзником, который может привести праздно любопытствующего к смерти и безумию, не говоря уже о посмертных муках». Себя профос к праздно любопытствующим, разумеется, не относил, а потому посмертных мук не испугался.

Не испугался иезуит и странного ощущения, возникшего, как только он стал пристально изучать каждый сантиметр морионового зеркала, будто пытаясь пересечь границу дозволенного. Внешний осмотр ничего не дал отцу Франциску, и он решил сменить тактику. Рассудив, что зеркало-то прежде всего должно отражать, профос, осенив себя крестным знамением, наконец вперил свой взгляд в глубь гладко отполированной поверхности мориона.

В первое мгновение он не увидел ничего, кроме собственного лица, разумеется черного, как у мавра. Но затем в глубине зеркала словно заклубился дым, чернота камня втянула и растворила во мраке лучи солнечного света, проникавшие через окно, а перед глазами отца Франциска раскрылась чужая жизнь: улицы мертвых городов, шествия индейцев, белые пирамиды, толпы людей… Их лица, искаженные гримасами боли, страха и ненависти, в большинстве были незнакомы профосу, но пару раз ему показалось, что он видит черты мерзавца Рэли. Дон Фернандо вздрогнул и обвел глазами комнату, желая убедиться, что находится в ней один. В пустом кабинете действительно никого не было, но профосу почудилось, что кто-то стоит за его спиной. Он обернулся и ничего не увидел, лишь воздух будто слегка сгустился за его креслом и помещение начало заволакивать туманом. Все еще крепко сжимая в руках морионовую полусферу, отец Франциск тряхнул головой, надеясь, что морок рассеется. Но вместо этого в центре зеркала почему-то мелькнула Лукреция Бертрам или особа, до крайности похожая на нее внешне. Глаза женщины ярко сияли, подобно изумрудам, на покрытой дымкой глади камня, а волосы развевал ветер. Это продолжалось всего несколько секунд, но их оказалось достаточно, чтобы иезуита переполнил страх, смешанный с яростью. Он замахнулся, хотел швырнуть зеркало в стену, но, сделав над собой усилие, остановился и посмотрел в него еще раз.

В морионе вновь отразилась его собственная физиономия. Но позади себя профос заметил в зеркале женскую фигуру. Дон Фернандо развернулся, но никого не увидел и собрался временно прекратить эксперименты с черным зеркалом, как вдруг услышал, что прямо из зеркала кто-то заговорил с ним.

По спине профоса побежали мурашки. Он зажмурился, с усилием помотал головой и открыл глаза. Видение в зеркале не исчезало — сразу за его, отца Франциска, отражением по-прежнему виднелась какая-то женщина. Но самое странное: когда профос поднял голову, он обнаружил, что эта женщина стоит перед ним вживую. Да-да, не за его спиной, как показывал морион, а напротив. Их разделял массивный стол, заваленный бумагами, поверх которых иезуит швырнул том преподобного Томмазо, раскрывшийся на сентенциях о Кетцалькоатле и Кортесе.

Незнакомка оказалась индианкой довольно высокого роста, необычайно стройной и гибкой, движениями и грацией сходной с дикой кошкой, в невообразимой вышитой хламиде, отливающей всеми цветами радуги. Ее привлекательную для краснокожей внешность портили длинные, словно отвисшие, мочки ушей, в которых качались, позванивая, тяжелые золотые серьги, а взгляд наводил на собеседника оторопь. Только потом отец Франциск догадался, почему ему было так не по себе: зрачки у женщины были не круглыми, как у человека, а вертикальными.

— Хочешь понять, как погиб мой брат? — со странным акцентом проговорила На-Чан-Чель по-испански, на удивление легко взяв со стола раскрытый том in folio и небрежно пролистав несколько страниц. — Или ты хочешь узнать, как действуют черные зеркала? Ты прав, иезуит, зеркала созданы для того, чтобы отражать. Но отражают они совсем не то, что ты думаешь! — ее грудной голос звучал чуть насмешливо и вместе с тем завораживающе.

— Для тех, кто умеет пользоваться черными зеркалами, они отражают не только лицо! Они отражают всего человека — и внешность, и нутро, и мысли! — она засмеялась коротким сухим смехом. — Но мне черное зеркало не нужно. Мне нужно кое-что другое. Почти то же, что тебе. Часть сокровищ майя, которые я тебе покажу… да-да, не сомневайся. Если, конечно, не будешь слишком строптив, — она снова засмеялась, и сухой хохот прозвучал гораздо более жутко, чем в первый раз. — Кажется, гордость и строптивость не в почете в религии белых?

Насмешка в голосе На-Чан-Чель стала более явственной. Отец Франциск неподвижно застыл на высоком резном стуле. Он чувствовал, как леденящий ужас сковывает его члены, и, трепеща от бессилия, пытался мысленно заставить зеркало, валявшееся на столе между ним и женщиной, помочь ему одолеть индианку. Если бы профос должным образом изучил творения по магии и некромантии, он бы знал, что морион не терпит эмоций. Злиться, ревновать, завидовать или питать иные страсти вблизи морионового зеркала было смертельно опасно для его хозяина. Черное зеркало запульсировало, дымка на его поверхности сгустилась, и профос вдруг почувствовал, как у него откуда-то из солнечного сплетения протянулась незримая нить, связывающая его с камнем. Оцепенев, он каждой клеточкой тела ощущал, как жизненная сила медленно перетекает из него в зеркало, как его сердце гулко бьется в груди, с трудом качая кровь, как в глазах у него темнеет и с ним вот-вот произойдет что-то страшное.

Но недаром дон Фернандо был выбран профосом. Он умел владеть собой. Долгие медитации по методу святого Игнатия Лойолы научили его контролировать свои эмоции, не допуская срывов. И в то мгновение, когда уже находился на грани между бодрствованием и обмороком, он усилием воли заставил себя сбросить ледяное оцепенение и схватил со стола зеркало, выставив его между собой и индианкой как щит.

Горячий камень едва не обжег ему руку, но отец Франциск только крепче сжимал его. Он приказывал зеркалу убить женщину, и лицо незваной гостьи исказила ненависть. Зрачки ее звериных глаз на миг расширились, как у разъяренной кошки, и снова сузились до едва различимой черты. Она рванулась вперед, и профосу показалось, что это вовсе никакая не женщина, а тварь с длинными волчьими ногами, а вместо пальцев у нее когти.

— Будь ты проклят! — выкрикнула На-Чан-Чель. — Мой брат не лгал, ты сам колдун!

Она отступила от стола. Наваждение рассеялось.

Чуть дыша, профос в изнеможении откинулся на кресло, не выпуская из сведенных пальцев раскаленное зеркало, с которого тек черный туман.

— Твоя взяла, — произнесла женщина, отбрасывая с лица волосы. — Но так будет не всегда.

— Что тебе надо? — спросил отец Франциск, с трудом шевеля онемевшим языком.

— Ты верно рассудил, что поиски сокровищ нужно начинать с черного зеркала. Считай, что ты уже на полпути к цели. Пока прощай! Но завтра я вернусь и сама проведу тебя к запретному городу. Вели собирать людей.