Бизерта - Юрий Шестера Страница 21

Для строительства этого порта было использовано большое и достаточно глубокое озеро, расположенное в нескольких километрах от морского берега с рекой, вытекающей из него в море. Поэтому французам было достаточно лишь превратить реку в судоходный канал, чтобы создать надежное убежище для огромного количества судов какого угодно размера. Утверждали, что Бизертское озеро, имеющее поверхность в 150 квадратных километров, смогло бы вместить в себя все военные флоты мира. И это утверждение не было голословным.

На южном берегу озера, противоположном каналу, французы создали крупный арсенал военно-морского ведомства под названием Сиди Абдалла в честь тамошнего арабского святого. В этом арсенале было два сухих дока, построенных по чертежам русских инженеров, соответствовавших размерам новейших русских линейных кораблей постройки 1912–1916 годов. Дело в том, что по договору, подписанному в начале Первой мировой войны министром Сазоновым и союзниками, Россия, в случае победы над Германией, должна была получить кроме Черноморских проливов Босфор и Дарданеллы еще и Бизерту в качестве базы русского Средиземноморского флота.

В те времена Бизерта насчитывала 20 тысяч жителей, приблизительно половина из которых были французы и итальянцы, переселенцы из бедной близлежащей Сицилии. Арабское население занимало свою часть города, окруженную стеной и характерную своими мечетями и жилыми домами. В то время как европейское население жило в так называемом новом городе, прилегающем к старому арабскому, построенном французами за последние три десятка лет в особом колониальном стиле, где белый камень чередуется с красным кирпичом.

Вначале, на протяжении около двух километров со стороны моря, канал идет строго прямо при ширине около ста метров, с пристанями для стоянки пассажирских и торговых судов, по берегам которого среди пляжей и пальм тянутся, видимо, административные строения в два или три этажа. Дальше, к озеру, канал постепенно расширяется в виде устья реки и служит внутренним рейдом для стоянки судов на бочках или якорях.

На этом-то внутреннем рейде и стояли на якорях русские корабли и суда, пришедшие из Константинополя.

* * *

Что испытывали моряки эскадры, члены их семей и ее пассажиры, оказавшиеся на севере Африки? Всех, без исключения, этих разных по социальному положению людей, по собственной воле ушедших в изгнание от большевистской тирании, объединяла общая надежда — непременное возвращение в Россию, в свое горячо любимое Отечество. Пусть и не сразу, пусть через несколько или десяток лет, но обязательно вернуться туда, откуда они, скрепя сердце, бежали в неведомое.

Сейчас же надо было как-то обустраиваться на чужой земле, приспосабливаться к жизни на ней, чтобы выжить…

* * *

Местные власти приняли эскадру довольно холодно. Да это и понятно. Ведь она прибыла из страны, пораженной красной духовной заразой. А как раз этой заразы французы и боялись пуще всего. Так, начальник службы безопасности в Бизерте доносил: «Поскольку из шести тысяч человек большинство пропитано коммунизмом, мне кажется необходимым укрепить предписанную службу политической безопасности, которая явно недостаточна». Во всяком случае, все офицеры эскадры были обезоружены.

Потому-то на кораблях и судах эскадры по мере их прибытия в Бизерту поднимались желтые карантинные флаги — никто не имел права в течение сорока суток съехать на берег, и никто не имел права подойти к ним. Полная изоляция от внешнего мира…

И уже 23 декабря 1920 года в одной из крупнейших газет «Тюнизи франсэз», издававшейся в Бизерте и отражавшей взгляды французских колониальных властей, была опубликована статья под заголовком «Русские Врангеля в Бизерте», в которой писалось: «Кто эти люди, мы не знаем. Среди них, возможно, есть элементы, особо опасные тем, что в состоянии спровоцировать столкновения с нашими войсками. Мы рекомендуем всем торговцам в Бизерте относиться к русским с осторожностью: какой валютой собираются они оплачивать свои покупки? Жаль, что Тунис не имеет достаточно сильного голоса, чтобы заявить о нежелании быть страной, на которую свалилась эта неприятность».

Что касается местного арабского населения, то постепенно первоначальная их настороженность к русским исчезла. И арабы, местные жители, подчеркивая присущую основной массе русских эмигрантов интеллигентность и образованность, стали называть их «ле рюс Блан» («белые русские»).

* * *

А в это время разгорелась борьба за будущее кораблей Русской эскадры. Французское правительство вынашивало далеко идущие планы. Разрешив русским привести их в Бизерту, оно намеревалось под каким-либо предлогом отослать экипажи русских обратно в Россию, оставив корабли под надсмотром французских рабочих технических бригад, чтобы оценить стоимость приобретенного имущества. Особый же интерес для французов представлял новейший линейный корабль «Генерал Алексеев», большие нефтяные миноносцы и плавучая мастерская «Кронштадт».

В то же время адмирал Дюмениль, пользовавшийся большой популярностью у русских моряков, прекрасно понимал, что те надеются продолжать борьбу с большевиками, передав свои корабли в распоряжение будущего «Русского правительства за границей».

Морской префект в Бизерте адмирал Дарье сообщал в Париж: «Я видел адмирала Кедрова… По его словам, он никогда не слышал о предложении Врангеля отдать флот в залог Франции». Префект одновременно объяснял, что невозможно оценить корабли, пока они находятся у русских. С одной стороны, под предлогом «санитарных причин» они были поставлены в карантин. С другой стороны, адмирал Кедров принял меры, чтобы не допустить вмешательства французских техников, объяснив сразу же, что в его распоряжении находятся русские квалифицированные инженеры.

К тому же парижское министерство финансов проявило вполне серьезный интерес к будто бы находящемуся на одном из кораблей «золотому запасу правительства Юга России». Осторожные расследования привели, в конце концов, к «Кронштадту», на котором действительно «открыли» 275 миллионов бумажных рублей, не имеющих больше абсолютно никакой ценности.

* * *

Как только «Гневный» стал на якорь на внутреннем рейде Бизерты, его командир тут же приказал спустить ялик на воду и, впрыгнув в него, направился к «Великому князю Константину». И когда тот еще только приближался к пассажирскому пароходу, с его борта раздался звонкий восторженный детский крик:

— Папа!!!

Степан Петрович, встав с банки* ялика во весь рост, снял с головы фуражку, приветственно помахал ею и приказал матросу:

— Греби, Плетнев! Греби!

— Есть грести, вашскобродь! — с готовностью ответил тот, налегая на весла. — Только бы вот ненароком весла не сломать! — озорно глянул он на командира.

И ялик стал рывками быстро приближаться к пароходу.

— Никак ваша дочка, вашскобродь? — натужно сделав очередной мощный гребок, понимающе спросил матрос. — Ксюша? — уточнил он после очередного гребка.

— Она самая, Плетнев, она самая, — благодарно улыбнулся капитан 1-го ранга. — Стало быть, запомнил мою стрекозу?