Исполнитель - Сергей Горбатых Страница 21

Константин тогда выпросил у их кухарки Нюры самую большую скалку. Теперь уже он охотился на тех, кто ему докучал больше всего, но по одному. Часами мог выжидать в укромном месте. Как только появлялся его враг и был один, Рябоконь выскакивал из своей засады и без предупреждения начинал бить свою жертву скалкой, куда попадёт. Заметил тогда Константин, что все его обидчики были трусами. Никто из них один на один не вступил с ним в схватку. Побитые Рябоконем дети жаловались своим родителям, те шли к директору гимназии и просили оградить их сыновей от "бандита, которому место на Сахалинской каторге, а не в приличном учебном заведении".

Директор лично приезжал к Рябоконям домой или приглашал на беседу Евлампия к себе в кабинет.

– Правильно, Костя делаешь! Пусть все знают нашу рябоконевскую силушку да отвагу, – хвалил Евлампий своего сына после неприятных разговоров с директором и учителями.

– Котик, нельзя своих товарищей обижать! Со всеми нужно дружно жить! – наоборот учила сына мама.

Неизвестно почему, но к травле Константина подключились некоторые ученики шестого класса. Однажды, дело было в середине мая, на одной из перемен они окружили Константина и стали сильно толкать его друг к другу, распевая нехитрый мотивчик:

– Гулливер, Гулливер! Ты всем карликам пример!

Рябоконь от отчаяния и бессилия плевал в лица своих обидчиков. Пытался бить их ногами. Но они продолжали швырять его, как мячик…

После занятий он шёл по тротуару. Его всего колотило от ненависти. Вот и дом. Константин достал ключ и дрожащими до сих пор от злости руками пытался вставить его в замочную скважину двери парадного подъезда. Вдруг совсем рядом послышались полицейские свистки и крики:

– Стой! Лови вора!

Рябоконь поднял голову. Прямо на него по тротуару бежал парень лет семнадцати в рубашке‑косоворотке, брюках, но босиком. В руках у него была большая картонная коробка.

– Спаси меня! – попросил он испуганным голосом Константина.

Тот как раз в это время открыл дверь.

– Забегай! Быстро! – крикнул он незнакомцу и сразу же за ним влетел в подъезд.

С улицы послышался топот сапог и голоса городовых:

– Утёк, гадёныш! Вот сволочь!

– Воды хочешь? – спросил Константин у парня, прижавшегося к стене и пытавшегося отдышаться.

– Да! А пожрать у тебя случаем не найдётся? – сказал незнакомец.

– Найдётся! Пошли!

Константин повёл его на кухню через чёрный ход. Здесь никого не было.

– Садись за стол! – кивнул Костя головой парню и принялся открывать все шкафы.

– Есть икра паюсная, буженина, колбаса, сыр… Хочешь? – предложил Рябоконь.

– Очень хочу. Не жрал ещё сегодня, – ответил парень и, вытащив из кармана своих мятых штанов нож‑финку, стал резать большими кусками колбасу, хлеб и жадно запихивать в рот.

– Слушай, друг, а как тебя зовут? – спросил он, шумно чавкая и громко отрыгивая.

– Константин.

– А меня Иваном. Но все меня кличут Ванька Клык.

– А почему Клык? – удивился Костя.

– Не знаю. Наверное, по отцу. Моего батю тоже звали Иваном. Тоже был Ванька Клык, – объяснил парень.

– А где он сейчас?

– Кто? Отец что ли? Да убили его два года назад, – объяснил Иван и тут же спросил:

– А ты, я вижу, из богатеев будешь?

– Да, нет, – замялся Константин. – Мой папа – купец второй гильдии Рябоконь Евлампий. У нас на первом этаже этого дома бакалейный магазин.

– Вот я и сказал – из богатеньких! – повторил Иван Клык и тут же добавил:

– Я вижу, ты настоящий кореш! От беды меня спас. Может, я тебе чем помогу?

– Помочь? – задумался Костя. И вдруг решил рассказать своему новому знакомому о своих сегодняшних обидчиках.

Он присел за стол напротив Ивана и начал в подробностях описывать, как над ним сегодня издевались шестиклассники. Прыщавое лицо Клыка стало краснеть, затем покрылось белыми пятнами. Он вскочил со стула и стал орать:

– Вот суки! На одного!

Только сейчас Рябоконь смог рассмотреть Ивана. Был он высокого роста, широкие плечи, жёлтые злые глаза, засаленные русые волосы.

– Так ты чего хочешь, Костя? – резко перестав орать, поинтересовался Клык.

– Чего я хочу? – задумался Рябоконь. – Хочу им отомстить… Хочу, чтобы попросили прощения и чтобы больше ко мне приставали… Да, чтобы испугались. Очень сильно испугались!

– Всё ясно. Застращать, значит, хочешь. Может, подрезать немножко кого‑нибудь? – задумчиво произнёс Иван.

– Нет, нет! – испугался Константин.

– Сделаю с моими богатяновскими корешками! Будь спокоен! Вот только… – Клык замялся. – Вот только… только бы. Ты "катеньку" можешь нам подкинуть? Дело ведь сурьёзное!

– Какую Катеньку? – не понял Костя.

– Сто целковых, чё, не знаешь что ли? – удивился Иван.

– Сто рублей?! – испуганно переспросил Костя.

– Так у меня в копилке рублей двадцать есть. У мамы надо ещё попросить. Папа, может, даст… Сто рублей – это же очень большая сумма! Думаю, что найду… – подумал он.

– Ну что, друг? – с нетерпением спросил Клык.

– Через два дня я тебе дам сто рублей!

– Это точно? – недоверчиво спросил Иван.

– Честное слово! – заверил его Рябоконь.

– Ну, чё, значит, я тогда пошёл, – сказал Клык, рассовывая по глубоким карманам своих мятых штанов куски колбасы и сыра. – Не забудь, в четверг!

Едва за его новым знакомым закрылась дверь, как Костю охватил страх:

– Клык ведь мазурик богатяновский! С ним я могу влипнуть в плохую историю. Но я должен отомстить этим шестиклашкам, да и отступать уже нельзя. Стыдно! Дал слово – надо его держать.

Ростов‑на‑Дону являлся одним из богатейших городов необъятной Российской империи. Сюда на благодатный "хлебный" юг стекались бродяги и преступники со всей страны. Они селились в трущобах на окраине города, в основном, возле порта. Здесь, в лачугах, сколоченных из досок, с земляными полами можно было приютиться за пять копеек в день. Стакан водки стоил всего десять копеек. Эти трущобы стали называть "наливайками". В Ростове их было много. Наливайка "Окаянка", наливайка "Гаврюшка", наливайка "Прохоровка"… Но особый страх всем жителям города внушали обитатели Богатяновки, трущобного района, раскинувшегося по обеим сторонам Богатяновского спуска, ведущего к Дону. Здесь находились питейные заведения, притоны, игорные дома… Полиция к Богатяновке даже не подходила.

– Так, надо достать сто рублей! – стал лихорадочно размышлять Константин. – Сначала моя копилка.