Держатель Знака - Елена Чудинова Страница 21

Сережа закрыл глаза «Ремингтон» у окна продолжал стучать. Господи, если бы не этот треск… если бы не этот треск, можно было бы представить себе, что в этом их «предбаннике» никого нет. Никого нет… да весь остаток жизни не жаль бы сейчас отдать за то, чтобы пять минут, минуту побыть одному… Остаток жизни? Да разве его можно даже и сравнить с невозможным счастьем минуты одиночества? Когда рядом с тобой никого нет, когда на тебя не смотрят ничьи глаза…

— Слушай, парень, здесь ЧК или бордель, в конце-то концов?! — Сочный, наполненный бодрой жизненной силой голос заставил Сережу вздрогнуть. Расслабившееся было тело мгновенно подобралось. Сережа открыл глаза и взглянул на шумно распахнувшуюся дверь. В ней, едва не загораживая массивными плечами весь проем, стоял, словно воплощение животной мощи, высокий человек лет двадцати пяти. Правильно слепленные, крупные черты его лица дышали примитивной жизнерадостностью. Сережу передернуло.

— Тут, между прочим, кабинет зампреда. — Стук «ремингтона» снова сделался равномерным.

— А я думал — актрискин будуар. — Вошедший, ссутулясь, чуть покачнулся в дверях уже виденной Сережей блатной раскачкой: не вынимая рук из карманов потрепанных клешей. — Ну, поверил, ладно. Только зампредов кабинет без зампреда мне вроде ни к чему. Битый час его по вашей богадельне ищу. Говорил ведь, не связывайтесь с бэками: такого «революционного порядка» налопаемся, какого и у себя не видали, ядреный корень…

— По какому вопросу?

— Стану я тебе, шестерке малолетней, докладывать, по каким вопросам ваш ЦИК из Москвы анархистов-боевиков приглашает? — Вошедший снял с плеча куртку и метко швырнул ее на подоконник прямо через голову секретаря. — Вот ведь повадились, черти, чужими руками жар загребать! Раньше хоть Коба был не промах… Да хрен с вами, мы не в обиде, но гребешь, так изволь уважать, ясно? Мало что переться неделю, так приходишь — никто ни хрена не знает, никого нигде нет.

— Товарищ зампред сейчас будет, — поспешно и словно с некоторой опаской проговорил давно убравший руки с клавишей секретарь.

— А черт с ним. Мне с дороги отдохнуть надо, устал как свинья. — Анархист, широко распахнув обе створки дверей «предбанника», бесцеремонно уселся за столом Петерса.

Сережа снова закрыл глаза — уже не затем, чтобы воспользоваться минутой передышки — она была невозвратно украдена у него этим шумным вторжением, а просто для того, чтобы не видеть этого отвратительного жизнерадостного лица.

— Сунулся тут в дверь, какая-то дура ордера в общежитие не выписывает… Иди, мол, в десятую, а потом на первый этаж, а потом обратно… Нашла, б…, мальчика бегать. Короче, так, сперва по-быстрому оформи мне ордерок, потом соединись с ЦИКом — от анархистской, мол, фракции товарищ прибыл, чтобы завтра пропуск выписали. А кроме этого, по телефону ни слова, уразумел? И к Зиновьеву и к Кобе. А я жду Петерса тут, кстати, с ордерком меня у входа подождешь, здесь ты не нужен. Разговор интимный, деликатный…

— Момент! — Молодой человек торопливо вскочил. — Арестованного вывести?

— Боишься, что на свободе разболтает? — Оба собеседника рассмеялись. — Без тебя разберусь. Это, что ли, конвой вызывать?

— Да-да! — Дверь захлопнулась. По крайней мере сейчас прекратятся режущие по нервам звуки человеческого голоса. Особенно такого голоса… Какой-то живой символ победно шагающего хама, не способного даже постичь, что он уничтожает на своем пути… А какая-то новая боль… Раньше надо было анатомию изучать, прапорщик. Прапорщик… Прапор… Сине-пурпуровый прапор Альмансора… Женька… Альмансор… Дачное прозвище… Брат мой, мы волею судеб служим разным знаменам. Нет, Женька, такое бывает только в романах… Опомнитесь, прапорщик, а ведь это бред… Сейчас… сейчас… Только немножко моря…

— Ржевский! — Энергичное прикосновение опущенной на плечо руки заставило Сережу дернуться: в глаза ему смотрели серо-голубые, очень спокойные глаза анархиста. — Руки-ноги целы?

— Я Вас не понимаю.

— Соображай быстрее, секунды на счету! Поведут с допроса — третье окно слева по коридору, на подоконник и вниз, секунда — пока обалдеют, секунда — пока целятся. Хватит силы вскочить? Тогда я остаюсь беседовать с Петерсом, нет — придется сложнее… Ну, вскочишь?

— Я предпочитаю остаться тут.

— Жаль приятной компании?

— Согласитесь… значительно правдоподобнее предположить, — с трудом выговаривая слова, негромко ответил Сережа, — что этот побег… инсценирован.

— Черт, нашел время и место. — Лицо неожиданного избавителя, ничуть не изменившееся в чертах, но неузнаваемое в новом, стремительно собранном выражении, залилось краской гнева. — Силой прикажете Вас умыкать, как юную деву из отеческого замка? — Рука на плече стиснула его и встряхнула с такой отдавшейся во всем ноющем теле силой и злостью, словно именно в это было вложено стремление выбить Сережино сопротивление. — Je suis Votre supurieur hiurarchique, nom de chien, faites ce qu'on Vous dit [21].

Даже ни безупречная чистота носового звука, уже умирающего на улицах Парижа, вынудила Сережу поверить в это неожиданное превращение. Его взгляд, случайно скользнувший по другой руке все еще сомнительного избавителя, невольно задержался на простом, ничем не примечательном золотом кольце. По краю кольца шел узкий стальной ободок. Это был памятный знак выпускника Пажеского корпуса. Кольцо могло быть снято анархистом с кого угодно. Нет, видно, что оно вросло в палец… Эта разработанная за годы тяжелых военных условий сильная рука еще позволяла своей формой угадать изящную руку шестнадцатилетнего юноши. Человек этот действительно был выпускником корпуса. Мысль сбилась куда-то в сторону — совсем недавно довелось видеть такое же… У кого… Нет, постойте, прапорщик, вот он, найденный конец мысли…

— Vous m'avez convaicu que Vous menez un jeu. Mais qui bat les cartes? [22]

— Черт, вот ведь свалился на мою голову! — Незнакомец неожиданно широко улыбнулся. — Путай ты «генералов с кардиналами» сколько влезет, но изволь уж как-нибудь отличать белое от красного!

Господи, так вот же на ком последний раз виделось такое кольцо! Перед Сережей на долю мгновения возникло лицо всегда щеголевато-подтянутого штабс-капитана Задонского — личного адъютанта Николая Николаевича, холодная линия его руки с точно таким же кольцом, отводящей шторку с задернутой карты: «Гатчина, Ваше Высокопревосходительство».

— Задонский! Это только он мог разболтать! — Сережа, чуть запрокинув голову, негромко засмеялся по-настоящему веселым смехом, до жути неуместно прозвучавшим в стенах «предбанника».

— И, кстати, au cours du jeu [23]. Так-то лучше. Ну?