Королева Марго - Александр Дюма Страница 21

Сказавши это, Ла Юрьер, пока Ла Моль сдавал карты, удалился, приложив палец к губам и таким способом предупредив совершенно растерявшегося Коконнаса, чтобы он не проболтался.

Необходимость быть настороже привела к тому, что Коконнас проиграл и вторую ставку так же быстро, как и первую.

– Ну вот и все ваши шесть экю! Хотите отыграться в счет ваших будущих благ?

– С большим удовольствием, – ответил Коконнас.

– Но прежде чем продолжать игру, я напомню вам: ведь вы говорили, что у вас назначено свидание с герцогом де Гизом?

Коконнас посмотрел в сторону кухни и увидал огромные глаза Ла Юрьера, который делал ему все тот же знак.

– Да, – сказал Коконнас, – но теперь еще не время. А впрочем, поговорим лучше о вас, господин де Ла Моль.

– А по-моему, дорогой господин де Коконнас, поговорим лучше об игре, а то, если не ошибаюсь, я сейчас выиграл у вас еще шесть экю.

– А ведь правда, черт побери!.. Мне всегда говорили, что гугенотам везет в игре, и мне страх как захотелось стать гугенотом, черт меня подери!

Глаза Ла Юрьера загорелись, как угли, но Коконнас, всецело занятый игрой, этого не заметил.

– Переходите к нам, граф, переходите, – сказал Ла Моль, – и хотя желание стать гугенотом пришло к вам путем весьма своеобразным, вы будете хорошо приняты у нас.

Коконнас почесал за ухом.

– Будь я уверен, что счастье в игре зависит от этого, то ручаюсь вам... ведь я в конце концов не так уж сильно привержен к мессе, а раз и король не столь уж привержен к ней .

– А кроме того, это прекрасное исповедание: оно так просто, так чисто! – подхватил Ла Моль.

– И к тому же оно в моде, – продолжал Коконнас, – да еще приносит счастье в игре: ведь, черт меня подери, все тузы у вас, а между тем я слежу за вами с тех пор, как мы взяли карты в руки: вы играете честно, не передергиваете... Стало быть, дело в протестантской вере...

– Вы задолжали мне еще шесть экю, – спокойно заметил Ла Моль.

– Ах, как сильно вы меня искушаете! – сказал Коконнас, – И если ночью я останусь недоволен герцогом де Гизом...

– Что тогда?

– Тогда я завтра же попрошу вас представить меня королю Наваррскому, и будьте покойны: уж если я стану гугенотом, то большим, чем Лютер, Кальвин, Меланхтон и все реформаторы вместе взятые.

– Те! Вы поссоритесь с нашим хозяином, – сказал Ла Моль.

– Да, верно, – согласился Коконнас, взглянув в сторону кухни. – Нет, он нас не слышит, он сейчас очень занят.

– А что он делает? – спросил Ла Моль, который не мог видеть хозяина со своего места.

– Он разговаривает с... Черт подери! Это он!

– Кто – он?

– Да та ночная птица, с которой он разговаривал, когда мы подъехали к гостинице, – человек в желтом камзоле и в плаще цвета древесного гриба. Черт побери! Как он увлекся! Эй! Ла Юрьер! Уж не занимаетесь ли вы политикой? Признавайтесь!

Но на этот раз Ла Юрьер ответил таким энергичным, таким повелительным жестом, что Коконнас, несмотря на свое пристрастие к раскрашенным картонкам, встал и пошел к нему.

– Что с вами? – спросил Ла Моль.

– Вам вина, граф? – спросил Ла Юрьер, хватая Коконнаса за руку. – Сейчас подадут. Грегуар! Вина господам!

Потом прошептал Коконнасу на ухо:

– Молчите! Молчите, или смерть вам! И спровадьте куда-нибудь вашего товарища.

Ла Юрьер был так бледен, а желтый человек так мрачен, что Коконнас почувствовал дрожь во всем теле и, обернувшись к Ла Молю, сказал:

– Дорогой господин де Ла Моль, прошу извинить меня: я в один присест проиграл пятьдесят экю. Мне сегодня не везет, и я боюсь зарваться.

– Отлично, отлично, сударь, как вам угодно, – отвечал Ла Моль. – Кроме того, я не откажусь прилечь на минуту. Ла Юрьер!

– Что угодно, ваше сиятельство?

– Разбудите меня, если за мной придут от короля Наваррского. Я лягу не раздеваясь, чтобы в любую минуту быть готовым.

– Я последую вашему примеру, – заявил Коконнас, – а чтобы его светлости не ждать меня ни минуты, я сделаю себе значок. Ла Юрьер, дайте мне ножницы и белой бумаги.

– Грегуар! – крикнул Ла Юрьер. – Белой бумаги для письма и ножницы, чтобы сделать конверт!

«Ого! – сказал себе пьемонтец:

– Честное слово, здесь готовится нечто из ряда вон выходящее».

– Спокойной ночи, господин де Коконнас! – сказал Ла Моль. – А вы, милейший хозяин, будьте любезны, проводите меня в мою комнату. Желаю вам успеха, мой новый друг!

И Ла Моль, сопровождаемый Ла Юрьером, исчез из виду на винтовой лестнице. Тогда таинственный человек схватил Коконнаса за локоть, подтащил к себе и торопливо заговорил:

– Сударь, сто раз вы чуть не выдали тайну, от которой зависит судьба королевства! Благодарение Богу, вы вовремя прикусили язык. Еще одно слово, и я пристрелил бы вас из аркебузы. К счастью, теперь мы одни, так слушайте.

– Но кто вы такой, как вы смеете говорить со мной таким повелительным тоном? – спросил Коконнас.

– Вы слышали о де Морвеле?

– Убийце адмирала?

– И капитана де Муи.

– Да, конечно.

– Так вот, де Морвель – это я.

– Ого-го! – произнес Коконнас.

– Слушайте же.

– Черт побери! Конечно, слушаю.

– Те! – прошипел де Морвель и приложил палец к губам.

Коконнас прислушался.

В ту же минуту они услышали, что хозяин захлопнул дверь какой-то комнаты, запер дверь в коридоре на засов и подбежал к собеседникам.

Он подал стул Коконнасу и стул Морвелю, взял третий себе и сказал:

– Господин де Морвель, все заперто, можете говорить.

На Сен-Жермен-Л'Осеруа пробило одиннадцать часов вечера. Морвель считал один за другим удары, дрожащие звуки которых зловеще раздавались в ночи, и, когда последний удар замер в воздухе, сказал, обращаясь к Коконнасу, ощетинившемуся при виде предосторожностей, которые принимали эти два человека:

– Сударь, вы добрый католик?

– Я думаю! – отвечал Коконнас.

– Сударь, – продолжал Морвель, – вы преданы королю?

– Душой и телом. Я считаю, что вы, сударь, оскорбляете меня, задавая мне подобный вопрос.

– Не будем ссориться из-за этого; вы пойдете с нами?

– Куда?

– Это не имеет значения. Предоставьте себя в наше распоряжение. От этого зависит ваше благосостояние, а быть может, и ваша жизнь.