Князь Рюрик - Василий Седугин Страница 20

— У меня в седле плащ, — вспомнил он. — Принеси.

Они укрылись под плащом. Ильва вздрагивала всякий раз от страха, когда ослепительные сполохи озаряли небо. В ней жил давнишний страх перед молниями, они приводили её в ужас. Он появился в раннем детстве, когда мать рассказывала ей, что молния — это знак гнева Господня за грехи людей. Теперь Ильва боялась, что гнев его обрушится на неё. Неужели её грехи такие, что Бог наслал на неё викингов, которые отняли у неё жениха, а теперь хочет погубить и её саму?.. Невольно жалась она к Рерику, ощущая его упругое жаркое тело.

Дождь закончился так же внезапно, как и начался. Лиловые тучи свалили к краю неба, засияло солнце. Они поднялись разминаясь. Одежда их промокла насквозь, слишком поздно он вспомнил про плащ. Сменить её было не на что.

— Я думаю, нет смысла углубляться в чащу, — сказал Рерик. — Поедем вдоль кромки леса, может, нападём на какую-нибудь тропку. Она выведет к жилью, мы хоть узнаем, где находимся. Заодно в пути обсохнем на солнышке.

Ильва согласилась, и они тронулась в путь, но чем дальше ехали, тем больше Рерик слабел. Лицо его побледнело, лоб покрылся испариной, он стал покашливать. Повязка настолько намокла, что через неё сочилась кровь. Пришлось остановиться.

Ильва размотала и выкинула кровавую тряпку. Рана была ужасной. Вид живого мяса вызвал у неё тошноту, и она едва сдержалась, чтобы не стошнило. Промыла рану, прикрыла тряпочкой, а потом стала ходить вокруг, внимательно вглядываясь в траву. Вскоре ей попались тысячелистник и пастушья сумка. Она вымыла их и приложила к ране, а потом перевязала свежей тряпкой.

До вечера они ехали в направлении на полдень, но не встретили никаких признаков жилья человека. Рерик сначала недоумённо хмыкал, потом не выдержал:

— Что за дикий край? Ни одной живой души. Уж не страшное ли чудовище тут поселилось?

— Никакой злой дух не в состояния совершить то, что натворили норманны, — ответила Ильва. — Они загнали население в леса, а степи превратили в пустоши. Мы плутаем где-то в приморских землях. Люди живут здесь в постоянной опасности быть разграбленными и уведёнными в полон. Даже тропинки прокладывают так, что никто из посторонних не сможет их заметить.

К вечеру Рерик и Ильва нашли лужайку возле ручейка с чистой водой, где и решили заночевать. Рерик почувствовал себя лучше и решил пройтись по лесу в надежде что-нибудь подстрелить на ужин. Углубился в чащу. Пошла поросль деревьев и высокий папоротник. Вдруг мелькнула тень. Кажется, олень! Рерик быстро натянул лук. Ему показалось, что зверь быстро идёт влево и поэтому, взяв на опережение, выпустил стрелу. Раздался крик. Рерик кинулся в кусты. То, что увидел он, повергло его в ужас: на земле лицом вниз лежала Ильва. Он охватил её и повернул к себе лицом. Она широко раскрытыми глазами смотрела на него, в них плескался страх.

— Что ты здесь делаешь? — вне себя выкрикнул он.

— Я… я… ягоды собирала, — запинаясь, ответила она.

— Я тебя мог убить!

Он прижал к себе её хрупкое, напряжённое тело. Его всего трясло, он был невменяем. Обратив глаза к небу, стал выкрикивать бессвязно:

— Всемогущий Перун, благодарю тебя! Ты отвёл меня от убийства! Я мог убить её собственной рукой! Благодарю тебя, бог грозового неба!

Ильва пошевелилась, тело её расслабилось, она проговорила:

— Мимо просвистела стрела. Я думала, что викинги, и упала в траву.

Рерик поднял её на руки и поднёс к месту стоянки, ещё не очень соображая, что делает. Она вдруг стала отталкивать его руками, стремясь освободиться. Он остановился, осмысленно взглянул в её лицо и медленно поставил на землю. Некоторое время постоял, произнёс:

— Идём.

Когда пришли к лошадям, Рерик в изнеможении спиной прислонился к дереву и внезапно стал кашлять. Кашель был сухим, лающим. Она потрогала его лоб, он был горячим.

— Боже мой! — сказала она испуганно. — У тебя жар начинается!

— Пустяки, — пытался улыбнуться он. — Всё само пройдёт. Не надо беспокоиться. Впервой, что ли?

Она отошла и взглянула на него издали. Неужели ему только семнадцать лет? На войну впервые пошёл в пятнадцать, как все мужчины. За два года повидал такое, что многим за всю жизнь не приходилось испытать. Не занимать ему ни мужества, ни отваги. Но болезнь беспощадна, она пожирает и слабых, и сильных, и трусов, и храбрецов. С ней надо бороться, её надо победить.

Прежде всего Ильва набрала хвороста, нашла бересту, наломала сухих веточек. Потом взяла кремень, высекла искры и подожгла трут. Раздула огонь. Запылал весёлый костёр.

Затем насобирала различных трав — мать-и-мачеху, душицу, череду, кинула смородинных листов и заварила кипяток. Они поели мясо и сыр с хлебом. Потом заставила Рерика пить отвар. После ужина он несколько повеселел, но потом у него усилился жар, взгляд его стал мутным, и его вновь охватила слабость. Рерик вынужден был лечь. Сказывались потеря крови, езда в мокрой одежде и нервный срыв в лесу, причиной которого нечаянно стала она. У него началась лихорадка.

Ильва пошла к ручью, набрала холодной воды и положила на лоб мокрую тряпку. Через короткое время тряпка стала сухой, как от горячей печки. Она стала чаще мочить её. Наконец Рерик открыл глаза, взглянул ей в лицо здраво и осмысленно.

— Мне так приятны твои прикосновения, Ильва, — сказал он, впервые назвав её по имени.

Она ободряюще улыбнулась ему:

— С Божьей помощью выкарабкаешься.

Он помолчал, глядя куда-то вдаль. Сказал:

— Я хочу выпить воды.

Она приподняла его за плечи и поднесла кружку к губам. Рерик жадно выпил всю воду, снова откинулся на спину. Его рубашка была мокрой от пота, а затруднённое дыхание больше походило на хрип. Всю ночь Ильва почти не сомкнула глаз, но утром Рерику не стало легче.

Следующий день был для обоих кошмаром. Жар не спадал, а вечером вдруг охватил озноб. Он кутался во всё, что Ильва подавала ему, но дрожь и болезненное ощущение холода не проходили, и он жаловался:

— Я мёрзну, Ильва. Закутай меня во что-нибудь тёплое…

Обессиленная, стояла она, освещённая негреющим заходящим солнцем. И тут силы покинули её. Ильва стала бояться, что он не выживет и в его смерти будет виновата она. Тогда она встала на колени и обратилась глазами к небу:

— Господи, помоги! Я никогда не просила у Тебя ничего, но сегодня я не могу обойтись без Твоей помощи! Помоги мне спасти человека, которому я обязана своей жизнью! Человека, который жертвовал собой во имя моего спасения! Помоги же спасти его, человека бескорыстного, человека мужественного! Прошу Тебя, милосердный Господи!

Ильва взглянула на него. Рерик скорчился, его тело сотрясал озноб, он был в забытьи и угасал на глазах. И тогда Ильва решилась. Скинула плащи, потники, попону, сняла с него рубашку, легла рядом и укрыла всем этим их обоих. Потом обняла Рерика и прижалась к нему горячим телом. Она ощутила холод, который исходил от него, и мелкую дрожь. Потом её поразила непривычная волосатость его ног, упругость мышц. Раньше она спала с матерью и сёстрами и помнила их мягкую, нежную кожу; теперь были другие ощущения. Она затаилась, прислушиваясь к его дыханию, и внезапно тёплая, сладкая нежность разлилась в её груди, нежность к человеку, которому она была готова отдать свою жизнь, чтобы вырвать из когтей смерти. Ильва хотела разобраться в новых ощущениях, но мысли её стали путаться и растворяться в зыбком тумане. Она так устала за эти дни, что быстро уснула, словно провалилась в бездонную яму.