Кодекс чести - Сергей Шхиян Страница 20

— Также, поесть нам требовается — со вчерашнего дня не жрамши, брюхо подводит.

— Ладно, делать нечего, пошли к твой куме, — согласился я.

У меня уже тоже сосало под ложечкой.

— Ты, барин, не сомневайся, она баба чистая, — обрадовался моей сговорчивости мужик, — тебе-то будет не зазорно.

Теперь, когда появилась цель куда-то попасть и определился азимут, мы пошли скорее и, пробравшись между хозяйственными постройкам и сараями, проскользнули в какой-то амбар, который примыкал к избе, в которой жили дворовые люди. Порядок, наведенный бароном, в этом случае играл с ним злую шутку — никаких праздношатающихся людей не было, и нас никто не увидел.

Пассией Петра оказалась полнолицая прачка, немногим старше его летами, но еще вполне ничего. Русобородый красавец успел совсем растопить ее сердце, так что она прильнула к любовнику, не стесняясь моего присутствия.

— Ты, Марфа, того, не пужайся — это нашего барина брат, Лексей Григорьич. Он хоть и барин — а прост.

Марфа ничуть не испуганная, ласково мне улыбнулась и поклонилась:

— Будьте гостями дорогими! Проходите в горенку.

Мы вошли в тесную коморку с одной лавкой у окна. Как гостей, она усадила нас на ней рядком, а сама осталась стоять.

— Куда же вы подевались, Петр Иванович, я уж все глаза просмотрела вас глядючи? — с ревнивым упреком в голосе спросила она.

— В яму меня ваш управитель посадил, — недовольно сказал мужик, — вон, Лексей Гргорьич, спасибо ему, выручил. Вот нюхни, весь тюрьмой провонялся!

— Ах, ирод, ирод! — охнула Марфа. — Отольются ему когда-нибудь наши слезки!

— Ты, Марфа, того, поесть нам собери, а то я со вчерашнего дня крохи во рту не держал.

— Я мигом, касатики, — засуетилась женщина, — и покормлю, и что надо простирну. Только пища у нас простая, народная, — извиняющимся тоном предупредила она меня.

— Ничего, съем и народную, — пообещал я.

Марфа бросилась обихаживать своего возлюбленного, и вскоре тот уже сидел как падишах в чистом исподнем белье ее покойного мужа и уписывал за обе щеки пшенную кашу, щедро сдобренную маслом.

После еды мы начали обсуждать события в имении. В это утро ничего необычного здесь не происходило, и о моих спутниках в людской разговора не было. Скорее всего, они по-прежнему находились в гостевом доме, под негласным наблюдением немецкой челяди.

О графине Марфа тоже ничего не слышала. Зинаиду Николаевну обслуживали только иностранцы и русских слуг к ней не допускали. Знала она то же, что и все — графиня тяжело больна и не выходит из своих комнат. Так что пока всё было, как обычно. Тревоги по поводу гибели Емельяна и Перепечина барон не объявлял.

Пока мы вели все эти разговоры, я чувствовал, что мое пребывание в каморке прачки становится неуместным.

Петр при каждом удобном случае, а их в тесном помещении было предостаточно, похлопывал и поглаживал свою подругу, она для вида стыдливо отмахивалась, но умильно на него поглядывала.

Он, изнывая от близости женщины, призывно похохатывал, и его исподние портки начинали красноречиво топорщиться над причинным местом. Я чувствовал себя как минимум лишним.

— А нельзя ли мне как-нибудь незаметно пробраться к барыне? — спросил я Марфу, когда мне окончательно надоело присутствовать при этом скрытом празднике плоти.

Женщине мое присутствие тоже было в тягость, и она разом придумала, как от меня избавиться.

— А ты, батюшка, немцем нарядись, да и иди себе без опаски.

— Как это немцем? — удивился я.

— Одень ихнюю ливрею и шагай куда хочешь. Карл Францевич, говорят, в город уехал, будет, считай, только к вечеру.

— Где же я ливрею возьму?

— Так я и дам. У нас их видимо-невидимо. Немец, он как есть басурман, в одной одеже не ходит — одна на нем, другая в стирке. Надевай и ходи без опаски.

— Так, может быть, я и в гостевой дом в таком виде пройду?!

— Туда нельзя, там, почитай, теперь вся немчура собралась, враз чужого узнают, — предостерегла Марфа. — К барыне — можно, в ейном дому только на дверях стражники стоят, а ты иди краешком.

— Спасибо, тебе, Марфа, — поблагодарил я, — будем живы, в долгу не останусь.

— Ну, чего уж, меня Петр Иванович по-свойски поблагодарит! — кокетливо сказала женщина, бросая на гогочущего мужика недвусмысленный взгляд!

— Это уж точно! — пообещал он, хватая ее за мягкое место.

Марфа вывернулась и пошла за немецкой одеждой, кокетливо покачивая бедрами.

— Справная баба, — похвалил он ее вслед. — Эх, барин, поддам я ей сейчас благодарности!

Я промолчал, чтобы не втягиваться в откровенное обсуждение интимной темы, мне было и не до того, да и неинтересно.

Молодчина Марфа принесла не только ливрею, но и весь полагающийся к ней прикид, включая парик и треуголку. Среди немецких хлопчиков попадались крупные ребята, так что почти решилась моя главная проблема в XVIII веке, нестандартный рост. Во всяком случае, одевшись в это платье, я не почувствовал себя второгодником из нищей семьи.

Мой новый вид вызвал у участников заговора буйное веселье. Посыпались комплименты, переводимые на язык современных малолеток, как «клевый прикид». После осмотра и одобрения внешнего вида, меня торопливо перекрестили и отправили искать себе на одно место приключения и совершать подвиги.

Я обращал внимание, как обычно ходят по усадьбе стражники и, подражая им, шел степенно, почти строевым шагом. Как и в предыдущие дни, в усадьбе не было видно ни души. Чтобы меня не заметили «часовые у входа», я пошел к дворцу парком и вышел прямиком к нужному боковому входу.

Хорошо смазанная дверь бесшумно отворилась, и я поднялся по мраморной лестнице в покои графини. Удивительно, но комната, в которой обычно находилась камеристка, оказалась пустой. Не останавливаясь, я прошел ее на цыпочках и шмыгнул прямо в спальню. Там, как и прежде, было темно и тихо. Со света я ослеп и остановился на месте, чтобы не налететь на невидимую мебель, не устроить шум и не напугать хозяйку.

— Wer es? Sie wer? — раздался со стороны постели испуганный шепот.

— Тише, Зинаида Николаевна, это я — доктор.

— Вы? Как вы здесь? Подойдите, пожалуйста. — Я немного пригляделся к полумраку и подошел.

— Да, это вы, я узнаю ваш запах. Нельзя, чтобы вас тут застали. Барон думает, что вы шпион.

— Знаю, — ответил я, садясь на край кровати. — Как вы себя чувствуете?

Что-то меня повело, то ли недавний пример Петра и Марфы, то ли дурманящий запах духов и воспоминание о виденной утром спящей графине.

— О, после вашей помощи почти хорошо, — ответила она, прикрывая своей ладошкой мою руку у себя на груди и прижимая ее к телу. — Мне много лучше, — продолжала шептать она. — Вы мне так помогли… — Потом мы надолго замолчали, но как только я отпустил ее губы, продолжила: