Малые Врата - Павел Гусев Страница 20

Сырые дрова в костре шипели, выпуская облачка пара, но горели, хоть при этом и дымили нещадно, от чего выедало глаза и было тяжело дышать. Только Василь вдыхал этот едкий дым с удовольствием. Ведь он отгонял трупную вонь, давящую на островок света со всех сторон. Понемногу, пытаясь не смотреть в пугающий мрак, охотник собрал и сложил все дрова меж кострами. А нежить, то ли понимая, что человек становится для них недоступным в свете пламени, то ли от усилившегося к середине ночи лютого голода, стали грызть с ещё более громким рыком деревца и кусты, стоящие по округи. Вдобавок к этому то одна, то другая тварь с разбега прыгала, как бы проверяя кромку между непроглядной тьмой. Хрипло, рыча мертвяк бросался на поляну, озарённую ярким светам, но слава богам, как только свет падал на любую часть мёртвого тела, так тварь тут же, с истошным визгом, отскакивала обратно и ещё долго, жалобно подвывала во тьме. От таких неистовых воплей у Василя аж зубы сводило, а Буян во время каждого прыжка нежити, присаживался на задние ноги с хрипом тяжело дыша, а тело его покрывала мелкая дрожь. Охотник обратил внимание на бока своего коня, в свете костра они блестели от пенящегося на них пота, будто кто-то гнал его во весь опор несколько вёрст подряд. Это страх вытягивал из богатырского коня силы. Что тут говорить, если Василя и самого бросало, то в холодный, то в горячий пот, а одежду его было хоть отжимай и потел он точно не от рубки дров и не от жара костров, это страх сжимал его бешено стучащее сердце, стараясь проникнуть в него как можно глубже. Но Василь был человекам с могучем, с несгибаемым духом, ведь только сильный человек может думать, не давая страху овладеть его и разумом.

Охотник, достал из сумы кожаный мешок для мяса, распорол его и завязал получившейся кожей глаза и уши испуганному коню, оставив только отверстие для дыхания, чтоб тот не видел и не слышал творящегося вокруг ужаса. Василь и сам был бы не прочь сейчас завязать себе глаза, заткнуть уши, только бы не видеть и не слышать этих бесноватых тварей, скачущих вокруг его в каком-то непрерывном жутком танце. Но этого делать было не как нельзя, охотнику нужно было непрерывно следить за нечестью ведь она горазда на всякие выдумки, когда дело касается жизни человека.

Порой Василю даже приходила такая мысль в голову. Может, это всё сон и стоит только посильней напрячься, открыть веки и весь кошмар окружающий его спадёт. Но после человек одумывался, понимал, что такого во сне не может приснится и гнал такие мысли прочь. Ему было ясно, что только он сам в этот момент может помочь себе и для того, чтоб выжить в этом проклятом болоте ему нужно сохранять, ясный ум, трезвую голову и не переставать работать, постоянно подкармливал спасительные костры. Ведь если дать себе слабину, испугается, зажаться меж двух огней не шевелясь, то пламя скоро потухнет и тогда смерти будет не избежать.

Василя, как настоящего война, обычная смерть в бою с врагом или в схватке со зверем пугала не очень, она часто проходила совсем рядом, только обдавая его холодком. А если смерть принять от таких тварей болотных, то это совсем другое, ведь неизвестно – будешь ты убит и сожран или же мертвяки утянут тебя к себе в логово и сделают из тебя такого же раба ночи, как и сами они, вечно прячущегося от солнечного света под толщью тумана в гниющей трясине. Такого конца себе Василь не как не хотел и быть может только это не давало ему потерять самообладание в творившемся вокруг кошмаре. Охотник опять осмотрелся по внимательней в поисках горючего, для своего спасительного огня и увидел не далеко от островка света, в траве уже притоптанной нежитью, пару сваленных ветром стволов деревьев приличной толщены, с торчащими из них сухими сучьями. И прямо из-под этих полу испревших брёвен росли небольшие дерева, на вроде кустарника. Василю эта находка понравилась. Он, как и в пришлый раз, разжёг костёр у самой комки, ночной темноты и света дождался, когда он разгорится и осветит сваленные лесины. После принялся опять за работу, которая помогала ему хоть немного отвлекаться от беснующейся вокруг его нежити. Прошло немного времени, и куча дров, запасённая им, прилично увеличилась, а в костры были заложены толстые чурки, которые набрав температуру должны были гореть очень долго. После этого на душе охотника стало немного спокойней. Только бы сильный дождь не призвала к себе в помощь эта поганая сила, а осенний моросящий для ладно занявшихся огней был теперь не помеха. Молодые деревца, росшие рядом с поваленными стволами, Василь изрубать на дрова не стал. Прикинув их толщину, три из них он ошкурил, заточил на манер копий, а острия обжог на костре. Поменьше палки он отложил с сторону, думая сделать из них факела, пока ещё не понятно из чего. «Времени до рассвета у меня много, ещё придумаю». – Сказал сам себе Василь.

Теперь три костра более-менее отшибали трупный запах нежити, от человека с конём находившегося в центре этих огней и охотник даже вспомнил, что он почти не ел сегодня с самого утра. Хоть есть, вроде бы, и не хотелось, но перекусить было нужно. Он подумал: «Ишь как начесть беснуется, на голодный желудок мне её не одолеть». И полез смотреть в суму какие припасы ему положила в дорогу его жена. Хоть и охотник был всегда против, когда супруга его собирала на охоту. И в этот раз тем более, потому как не хотел он задерживается в лесу надолго, а ночевать в нем и подавно не собирался. Но с женой он не спорил, потому, что любил её сильно, а ещё и спорить с ней было себе дороже, крови она была хазарской, а нрава такого, что и дюжина богатырей были слабей её в любом споре. Вот как вышло, жена опять права оказалась. Подумал Василь, улыбнувшись доставая из перемётной сумы, небольшой, но туго набитый узелок. Мысленно поблагодарив свою супругу, охотник открыл его. В нём лежала небольшая, кошенная фляжка как обычно с молоком, маленький кругляш хлеба, две ватрушки с мёдом, пучок чеснока. «А вот это можно использовать для факела», – обрадовался Василь, на дне узелка лежал добрый кусок отваренного свиного мяса с салом величиной с ладонь, охотник пока его есть не стал и оставил там же. А разломил кругляш хлеба на половину, одну часть он скормил коню, хоть тот долго фыркал не жилая принимать угощения, но всё же поддавшись уговором хозяина сел всё без остатка. После пошёл перекусить сам. Дядька Василь обрезал сало с отваренного куска свинины, а мясо сел в прикуску с хлебом и чесноком, запил это всё это молоком с ватрушкой. Потом вспомнил, что кто-то ему говорил, что якобы нечисть не любит запах чеснока. Остатками его Василь натёр свою одежду и бока жеребцу. «Кто знает, – размышлял он, – может и впрямь нечисть отстанет от них, из-за отвратного для неё запаха, хотя это наврали, сильно уж голодна эта нежить. Но если что так, жрать меня с Буяном ей будет противней». Василь снова подбросил немного сушняка в огонь и замер на месте вглядываясь во тьму, говоря про себя.

– Что творят, что творят, а ведь луна ещё не показалась, и что будет, когда она взойдёт, ведь тогда, у этой мертвечины самая сила появится. И в правду. Чем глубже ночь, тем страшней и громче ревут твари, тем резче и быстрее становятся их движения, а прыжки на островок света всё яростнее.

– Дайка попробую я, как эти твари к чесноку относятся. Опять сказал в слух сам себе Василь, чтоб его рассудок не помутился. Охотник взял две стелы, те что были на птицу с костными наконечниками и тщательно намазал их жало чесноком, экономя зелень. Средь двух огней, чтоб тело человека сильно не отбрасывала тень, не то по этой тени, какой-нибудь нечистый в один прыжок мог добраться до Василя, он присел на колено выбирая себе цель, какая была по удобней. И всадил твари стелу прямо в один из светящихся глаз. Жёлто-зелёный свет струящийся из него померк, как и прошлый раз и гад свалился наземь. Охотник подскочил на месте, от радости воскликнув: