Остров [= Меч карающий] - Дуглас Престон Страница 20

Дорис Воудич, агент по продаже недвижимости, уверенно поднялась по ступенькам дома номер пять по Оушнлейн. Старые деревянные ступеньки крыльца протестующе заскрипели под непривычным весом. Когда она наклонилась, чтобы вставить ключ в дверь, по ее руке с легким мелодичным звоном, напомнившим Хэтчу колокольчики на санях, сползло сразу несколько серебряных браслетов. Она какое-то время сражалась с ключом, затем повернула ручку и широким жестом распахнула входную дверь.

Хэтч подождал, когда она войдет, окутанная легким облаком юбок, а затем последовал за ней в холодный, темный дом. В следующее мгновение у него возникло ощущение, будто он получил сильный удар в солнечное сплетение: тот же запах сосновых досок, шариков от моли и трубочного табака. Он не вдыхал эти ароматы двадцать пять лет, но ему потребовалось собрать все силы, чтобы не выскочить наружу, на солнечный свет, где его не будут преследовать воспоминания о детстве.

— Итак! — услышал он веселый голос Дорис, которая закрыла дверь. — Очень красивый старый дом, правда? Я всегда говорила, что это позор — держать его столько лет запертым. — Она прошла вперед в сопровождении розового облака юбок. — И как он вам?

— Отлично, — ответил Хэтч и сделал неуверенный шаг вперед.

Передняя гостиная осталась такой, какой он ее помнил, какой она была в тот день, когда его мать наконец сдалась и они уехали в Бостон: обитые ситцем кресла, старый полотняный диван, фотография парохода «Линдер» на каминной полке, пианино с круглой табуреткой и плетеным ковриком.

— Водопровод приведен в порядок, — не замечая его настроения, продолжала Дорис, — окна вымыты, электричество включено, баллон наполнен пропаном. — Она перечисляла, загибая пальцы с длинными красными ногтями.

— Все хорошо, — рассеянно проговорил Хэтч и, подойдя к старому пианино, коснулся пальцами клавиш, вспомнив длинные зимние вечера, которые провел, сражаясь с произведениями Баха.

На полке рядом с камином лежал набор для игры в парчизи, [13]рядом — доска для «Монополии», коробка от которой давно потерялась, а розовые, желтые и зеленые прямоугольнички, изображавшие деньги, стерлись и помялись от бесконечного использования. На верхней полке он увидел несколько старых карточных колод, аккуратно перевязанных резинкой. У Малина сжалось сердце, когда он вспомнил, как они с Джонни играли в покер, используя деревянные спички вместо фишек, и их яростные споры о правилах. Все осталось на своих местах, он словно попал в музей воспоминаний.

Уезжая, они с матерью взяли только одежду, потому что собирались прожить в Бостоне всего месяц. Но месяц превратился в сезон, год, и постепенно старый дом стал воспоминанием: закрытый, никем не посещаемый, но всегда ждущий возвращения хозяев. Хэтч снова задал себе вопрос: почему мать не продала дом, даже когда у них начались трудные времена в Бостоне? И что помешало ему самому сделать это после ее смерти? Какое-то очень глубоко спрятанное чувство мешало ему отдать старый дом в чужие руки.

Он направился в гостиную и подошел к эркеру, откуда открывался вид на бесконечные синие просторы океана, сияющего в лучах утреннего солнца. Где-то далеко за горизонтом лежал остров Рэггид, успокоившийся после того, как заполучил свою первую жертву за прошедшие двадцать пять лет. После несчастного случая Нейдельман объявил, что решил дать всем выходной. Хэтч перевел глаза на зеленый луг, который сбегал от самого дома к берегу моря. Он напомнил себе, что вовсе не должен этого делать и вполне мог поселиться в каком-нибудь другом месте, где его не будут преследовать воспоминания. Но в Стормхейвене ему все равно устроиться не удастся; направляясь к своему дому сегодня утром, он увидел около дюжины рабочих «Талассы», которые толпились около единственной городской гостиницы, пытаясь получить пять имеющихся в ней комнат. Хэтч вздохнул. Раз уж он здесь, придется пройти весь путь до конца.

Пылинки плясали в лучах утреннего света, и, стоя перед окном, Хэтч чувствовал, как отступает время. Он вспомнил, как они с Джонни ночевали на этом лугу в спальных мешках, разложив их на влажной пахучей траве, и считали в темноте падающие звезды.

— Вы получили в прошлом году мое письмо? — вернул его к действительности голос Дорис. — Я боялась, что оно потерялось.

Хэтч отошел от окна, попытался понять, что она сказала, сдался и снова вернулся в настоящее. Вон там, в углу, подушка для стула с незаконченной вышивкой, выцветшей до пастельных тонов. А тут полка с любимыми книгами отца — Ричард Генри Дэна, Мелвилл, биография Линкольна, написанная Сэндбергом, — и две полки английских детективов, которые обожала мать. Внизу стопка потрепанных журналов «Лайф» и желтый ряд «Нэшнл джиографик». Он перешел в столовую, агент, шурша юбками, не отставала.

— Доктор Хэтч, вы же знаете, что содержать такой старый дом очень дорого. Я всегда говорила, что он слишком велик для одного человека…