Корейские мифы. От небесного владыки и принцессы Пари до королей-драконов и духов-хранителей - Кёндок Ли Страница 20

– Ты зачем ломаешь чужие ветви? – вознегодовала принцесса из королевства Мёнчжин.

В ответ дочь короля-дракона принялась ее дразнить:

– Ты давай-ка помогай детишкам появляться на свет. Не разбирай, кто богатый, кто бедный, главное, чтоб побольше народилось. А уж я свое дело знаю.

Принцессу вдруг объяла тревога.

– Позаботься о тех, кто умрет рано, – как бы в напутствие сказала она дочери короля-дракона. Но та продолжила насмехаться:

– Когда ребенку исполнится сто дней, я нашлю на него разные болезни – столько, сколько цветков на этой ветке.

У принцессы потемнело в глазах: судя по характеру Чосын-хальман, это были не пустые слова. Принцесса из королевства Мёнчжин представила себе страдания маленьких детей, и ее лоб пересекла глубокая морщина. Она решила, что надо успокоить дочь короля-дракона. Стараясь сдержать гнев, девушка примирительно обратилась к новоиспеченной няньке из загробного мира:

– Послушай, что я тебе скажу…

Но дочь короля-дракона даже не стала делать вид, что слушает.

– Какая тебе выгода мучить невинных детей?

Тогда Чосын-хальман ответила ей:

– Мне придется жить в царстве мертвых. Никакой отрады, никакого веселья. Что мне прикажешь делать?

– Я устрою так, чтобы люди, когда у них родится дитя, приносили тебе щедрые угощения и дары. Не сердись и не причиняй вреда детям, – примирительно сказала принцесса.

Слова о подношениях успокоили наконец дочь короля-дракона.

На этом закончился спор двух принцесс, кому из них быть богиней чадородия. Скромно поужинав вместе и выпив напоследок по чарке вина, девушки, ставшие теперь Самсын-хальман и Чосын-хальман, пообещали друг другу исправно выполнять свои обязанности. Они благословили друг друга, поклялись забыть былые обиды и, простившись на границе двух миров, пошли каждая своей дорогой.

Такова история дочери короля-дракона: ее выгнали из подводного дворца, она отправилась в мир людей, чтобы стать богиней чадородия, но ей не хватило умений, и она стала провожатой умерших детей в загробный мир.

Говорят, место строит человека. Однако это справедливо, только если есть необходимый фундамент. Поручать дело тому, кто изначально на него неспособен, – только мучить человека. Это мы видим и в истории про дочь короля-дракона.

А принцесса из королевства Мёнчжин, простившись с Чосын-хальман, спустилась к людям на землю. У подножия гор Кымбэксан она построила жилище, подходящее для сэнбульван, – роскошный павильон со столбами из торреи и стропилами из жужубы ^[18]. По углам крыши она подвесила четыре колокольчика и окружила павильон двумя крепостными стенами.

Хотя сэнбульван – молодая девушка, ее называли Самсын-хальман, «бабушкой рождения», как Чосын-хальман «бабушкой с того света». У Самсын-хальман было шестьдесят слуг в доме и столько же во дворе, она трудилась дни напролет. Перед ней лежала тысяча чернильных камней, каждый величиной в три метра, и слуги из трех тысяч кусков сухой туши делали чернила.

Самсын-хальман держала в одной руке цветок жизни, а в другой – цветок рождения. Сидя она могла видеть за тысячу ли, а стоя – за десять тысяч. Оглядывая сверху мир, она находила дом, где был нужен ребенок. За день она помогала зачать десять тысяч детей и стольким же помогала родиться. Каждый месяц в третий, седьмой, тринадцатый, семнадцатый, двадцать третий и двадцать седьмой день люди делали ей подношения.

Павильон в горах. Кан Сехван, 1713–1791 гг. Korea Data Agency.

Дел у Самсын-хальман было невпроворот, а ее душа всегда оставалась прекрасной. Она изо всех сил старалась помочь детям появиться на свет целыми и невредимыми, словно выращивала цветы на песчаном поле, и всем сердцем молилась, чтобы они росли здоровыми.

Самые страшные напасти

Две самые страшные стихии – это вода и огонь. Хрестоматийный пример их разрушительной силы мы найдем в Библии, которая напоминает людям о величайших катастрофах: Всемирном потопе и грядущем огненном суде. В скандинавской мифологии в день Рагнарёка, который еще называют сумерками богов, мир также погибает в огне.

Огонь и воду активно применяют в религиозных практиках: люди зажигают свечи, молятся перед чашей с водой, совершают водное крещение. В зороастризме огонь мудрости почитается как божество, ему поклоняются. А тот, кто готов идти сквозь огонь и воду, внушает страх.

В Корее же люди долгое время жили в страхе перед тиграми и оспой. Нападение тигра называли «хохван», а оспу – «мама». Эта страшная заразная болезнь, одно из тяжелейших бедствий, выпавших на долю человечества, часто упоминается в корейских мифах. Оспу персонифицировали: болезнь олицетворяло божество по имени Ёксин или «дух оспы», Мама-син. Чтобы избежать гнева духа оспы, к нему также обращались «сонним», то есть «гость».

Однажды Мама-син и Самсын-хальман столкнулись друг с другом, как враги на мосту. И случилась беда.

В тот день Самсын-хальман спешила, чтобы помочь ребенку появиться на свет. Перебежав по мосту через реку и добравшись до перекрестка, она вдруг увидела Мама-сина, явившегося во всем своем величии. Флаг развевался над процессией чиновников и слуг, ничуть не уступавшей королевской. В самом центре в высоком роскошном паланкине возлежал с надменным видом Мама-син. Рядом с ним – кипа книг с именами и портретами людей. Он ехал, чтобы наслать оспу на детей, которым Самсын-хальман помогла родиться. То и дело раздавались громкие крики слуг:

– Дорогу Мама-сину!

Чем сильнее боялись люди духа оспы, тем больше росло его могущество. Страх разъедает душу человека. Для процессии Мама-сина не существовало преград. Прохожих просто не замечали, как будто их и не было.

Тигров в народной живописи не всегда изображали свирепыми. Из коллекции Национального музея Кореи (© National Museum of Korea).

Видя могущество Мама-сина, богиня чадородия отошла в сторону. Она опустилась на колени и, сложив ладони, произнесла с почтительным видом:

– Приветствую вас! Я Самсын-хальман, я помогаю людям зачать и родить детей.

Мама-син собирался было высокомерно проехать мимо, но потом сделал знак, и процессия остановилась. Возлежавший в паланкине дух оспы бросил сверху взгляд на Самсын-хальман. Та еще раз с почтением поклонилась и сказала: