Флибустьеры против пиратов Карибского моря - Леонар Дюпри Страница 2

Капитан, которому было, наверное, за семьдесят и чье обветренное лицо, изборожденное морщинами и иссеченное шрамами, совсем не казалось приветливым, прищурив глаза, сказал довольно холодно:

– Весьма польщен вниманием столь блистательного молодого офицера к своей скромной персоне, но будет ли интересно вам, барон, человеку сухопутному, слушать морские рассказы. Да и будут ли они вам понятны. К тому же вы меня немного обидели, назвав пиратом, хотя здесь нет вашей вины. Это все добряк де Вейан, который, как и большинство сухопутных, не видит разницы даже между капером и корсаром. Нет, должен вас разочаровать – пиратом я не был. Иначе как бы я стал капитаном королевского флота? Не думаете же вы, что среди офицеров там сплошные морские разбойники?

– Конечно же нет. Примите мои извинения, если я вас случайно задел…

– Не нужно. Хотя я и отставной капитан, но не настолько знатного происхождения, чтобы кичиться врожденной щепетильностью. Надеюсь, вы меня понимаете…

– Да, конечно. Но позвольте спросить, как вам удалось стать капитаном флота, если вы… не дворянин… Насколько я знаю, это весьма редкий случай.

– В этом нет ничего необычного. Тот, кто вырос у моря, всегда лучший моряк, чем тот, кто вырос в горах… Извините, если я невольно задел вас…

– Нет, нет, ничего. Если я и гасконец, то только по крови. Родился я в Париже и был у себя на исторической родине лишь раз. Да и мое имение тут, так что я скорее пикардиец, чем гасконец.

– Я тоже пикардиец. Это нас роднит, тем более что вы служите в полку, носящем это же славное имя. Если мне не изменяет память, Пикардийский пехотный был составлен из вольных крестьян-пикинеров еще при прошлом царствовании в 1642 году и является старейшим регулярным военным подразделением Франции. Если, конечно, не считать отрядов телохранителей дома короля.

– Вы совершенно правы, капитан Маре. И я, признаться, даже удивлен таким знанием истории моей части.

– Я же сказал вам, что тоже пикардиец. Если хотите знать, в молодости отец хотел меня отправить служить именно в этот прославленный полк.

– Я должен вас огорчить, господин капитан. В наше подразделение не брали новобранцев. К нам поступают лишь уже проверенные в боях, заслуженные солдаты, поскольку мы числимся первым негвардейским полком и возглавляем список семи самых старых полков Франции, так называемых «стариков».

– Молодой человек, я говорю о временах шестидесятилетней давности, когда вашему полку отроду было не больше десяти лет. Тогда не существовало никаких «стариков» и попасть туда было гораздо проще. Уж поверьте мне. А поскольку я родился и вырос именно в Пикардии, этот полк принял бы меня с распростертыми объятиями. Но мы отвлеклись. Вы говорили, что прочли какую-то книгу?

– Видите ли, капитан, в Дьепе на зимних квартирах у меня не такой уж большой выбор в развлечениях, поэтому я стал завсегдатаем местной книжной лавки господина Мориа, где однажды купил книгу «История флибустьеров», написанную неким капитаном, кажется Эсквемелином, долгое время жившим среди пиратов в Вест-Индии. Там описаны их обычаи и нравы. Признаюсь, меня она сильно увлекла. А тут господин де Вейан, комендант портового форта, рассказал мне, что вы долгое время жили в тех краях и плюс ко всему являетесь непревзойденным рассказчиком.

– Как вы сказали – Эсквемелин? Странно, но я никогда раньше не слышал про такого капитана, хотя не один десяток лет бороздил моря Вест-Индии. Значит, он написал книгу. Забавно, как любил говаривать Рок Бразилец. И о чем же она?

– Это описание диких нравов местных жителей, которых он называет то буканьерами, то флибустьерами. Рассказы про ужасных самых известных их капитанов, про их кровавые дела, про несметные богатства, которые оказывались у них после ограбления испанских колоний. Признаться, захватывающее чтение.

– Вот как. Интересно, а он не упоминает там некоего капитана по прозвищу Олонезец или капитана Пикарца?

– Кажется, да. А вы тоже их знали?

– Не то слово. Я и есть тот самый капитан Пикар. Такое прозвище мне дали в колониях потому, что я был родом из Пикардии.

Я с нескрываемым удивлением посмотрел на старика, сидящего за стаканчиком вина и попыхивающего трубкой. В голове высветились картины событий с участием капитана Пикара. Боже мой, не может быть!

– А знаете что, господин барон, не могли бы вы дать мне почитать эту книжицу. Хоть я и не любитель чтения, но уж больно интересно, что может написать обо мне человек, которого я не только ни разу не видел, но о котором никогда и не слышал.

Он еле заметно улыбнулся, не вынимая изо рта трубки. В его прищуренных глазах неожиданно блеснула искра заинтересованности.

– Только при одном условии, – нашелся я. – Вы сейчас же расскажете, как вам удалось стать капитаном.

Во взгляде собеседника я уловил некое тепло, даже благодарность.

– Все очень просто. Я заработал свой чин личной доблестью и услугами, которые оказал короне за океаном. Нужно вам заметить, что там дворян гораздо меньше, чем во Франции, поэтому и выслужиться простому смертному легче. Хотя и во Франции я знаю несколько человек не самого благородного происхождения, которые не только получили офицерский патент, но и дворянство. Взять хотя бы покойного командира эскадры Жана Бара или ныне здравствующих генерал-лейтенантов военно-морского флота Рене Дюге-Труэна или Жана-Батиста Дюкасса. А покойный Абраам Дюкен, чьи славные дела на море ныне продолжают два его племянника. Если хотите, я могу привести пример и среди сухопутных войск, возьмите хотя бы семейство Магонтье…

– Да-да, я знаком с одним из них. Это Пьер де Магонтье. Он был первым капитаном полка Разильи…

– Ну вот видите. Наш добрый король знает о тех, кто проливает кровь на благо Франции, и никогда не оставит их без награды. Поэтому королевская милость не обошла и меня. Кроме патента на чин капитана мне была дарована и грамота на дворянство.

– Но какие же подвиги вы совершили, что смогли подняться столь высоко по служебной лестнице?

– Ха! Мои подвиги, и тем более карьера, меркнут перед тем, что совершали другие, добывая себе шпагой не только дворянство, но и маршальские жезлы, и даже ордена. Не нужно преувеличивать моих заслуг, молодой человек. Я просто всю жизнь воевал в колониях, а все тамошние дела не столь на виду, как местные, европейские, хотя от этого не становятся менее рискованными или славными. Если хотите, извольте. Я вам расскажу.

– Конечно, хочу, но видите ли, у меня будет к вам еще одна просьба…

– Какая? Говорите. Я вижу, вы славный молодой человек. Тем более что для тех, кто сейчас проливает свою кровь во Фландрии, чтобы не пустить маршала Мальборо и принца Савойского к нам в Пикардию, не может быть отказа.

– Я бы хотел по ходу вашего рассказа делать пометки, чтобы потом все это записать, а впоследствии, возможно, и опубликовать.

– Конечно, записывайте, в чем дело. Только хотите знать мое мнение? Правда никому не нужна. Народу нужна клюква, и чем развесистей она будет, тем лучше. Людям больше по душе самые невероятные сказки и вымыслы. И чем они более нелепы, тем скорее в них верят. Это все из-за того, что народ в своем большинстве предпочитает не иметь собственного мнения. Так выгоднее, да и думать не нужно. Люди довольствуются шаблонами, которые для них придумывают другие, – это красное, а это – белое. Никто не замечает, что зачастую это не так, поскольку не подвергают сомнению. Всех волнует не правда жизни, а собственный желудок, ради которого и глаза закрыть на многое не грех. А если им на это указать, они скажут: да я просто живу, а об этом вообще не думаю, это не мое дело.