Друзья Бога - Сергей Слюсаренко Страница 2

Снова зарядить арбалет не удалось, что-то случилось с воротом, и шестеренка, громко хрустнув, сломала зарядную гребенку. Андреа чуть не заплакал с досады, но на крышу вскочили один за другим три мавра. Они боялись нападать, видя в руках мальчика оружие, не понимая, что оно не заряжено. Заминка была мимолетна. Пираты кинулись к мальчику, ударом повалили его на крышу. Двое вцепились в руки, а третий сорвал с головы Андреа капюшон и занес саблю, чтобы отсечь ребенку голову. Андреа даже не вспомнил о молитве, а просто закрыл глаза.

Грозный окрик остановил казнь. На крыше появился четвертый пират. Судя по всему, он был у них главным. Его белоснежный тюрбан оттенял иссиня-черную бороду, в руке сарацин сжимал украшенную драгоценными камнями и тонкой резьбой саблю. Он подошел к мальчику и жестом приказал поднять его на ноги. Андреа, стиснув зубы от ненависти, глянул прямо в глаза пирату. Тот самодовольно осклабился, поднял саблю к горлу мальчика. И резким взмахом разрезал веревку, держащую крест. Мавр, который только что пытался отрубить Андреа голову, с отвращением отбросил крест ногой. Старший что-то сказал на гортанном языке и, потрогав рукой светлые, почти золотые волосы Андреа, повернулся и скрылся в люке. Мальчику крепко связали руки и потащили вниз.

В коридорах монастыря Андреа понял, что произошло. Полы и стены были залиты кровью. На ступеньках лестниц лежали убитые братья, а упоенные победой пираты громили мебель, ища золото. Хотя какое может быть золото у капуцинов? У входа в молельню Андреа увидел лежащего без признаков жизни Марео, борода его была в крови. Все остальное происходило словно в тумане. Мальчика повели по ступеням к морю через разграбленный горящий город.

На набережной пленника втолкнули в шлюпку, приказав лечь на дно. Это был даже не приказ, а грубый пинок в спину в сопровождении совершенно непонятных гортанных слов. Пираты были довольны набегом. Они громко разговаривали, смеялись и не обращали никакого внимания на пленников. Они предвкушали дележку награбленного, и остальное их сейчас мало интересовало. Через некоторое время, когда Андреа уже затошнило от качки, лодка ударилась обо что-то твердое. Мальчика резко дернули за веревки, крепко связывавшие кисти рук, и подняли на ноги. Лодка причалила к борту большого корабля. Андреа привязали за ноги, спущенной с палубы веревкой, и, как барана, подняли на борт.

Мальчик лежал на грязной, пахнущей гнилью и мочой палубе и ждал своей участи. Кисти рук уже ничего не чувствовали, и когда веревку развязали, по ладоням побежали болезненные жгучие мурашки. Тут Андреа понял, что вместе с ним на палубу выгрузили еще с десяток пленников. В основном это были молодые девушки. Гадко хихикая, пираты собрали девушек вместе и увели в темный трюм в задней части корабля. Андреа и еще одного молодого человека подвели к люку в палубе и столкнули вниз. Чьи-то руки подхватили их и спасли от ушибов и серьезных травм. В трюме было темно, глаза после яркого солнца ничего не различали.

— Эй, амико, давай сюда! — услышал Андреа голос, который явно принадлежал мальчишке.

Худая, сильная ладонь схватила Андреа и увлекла в глубь трюма.

— Рассказывай, ты кто такой? — Глаза уже привыкли к темноте, и Андреа смог рассмотреть, что с ним разговаривает худой кучерявый мальчик примерно его же возраста.

Даже в сумраке трюма в мальчике можно было угадать выходца из Южной Италии. Тонкие черты лица, протяжный говор, черные блестящие глаза.

— А ты кто такой? — не очень вежливо отозвался Андреа.

— Ты чего, поп, такой бука? — ничуть не обиделся собеседник. — Раз попал сюда, надо помогать друг другу! Я Топо, [3]из Неаполя.

— Да вижу, что не миланезе, — почти дружески сказал Андреа. — Наполетане все так разговаривают, что не разбери-поймешь. А я здешний.

— Все мы теперь здешние, — мрачно произнес Топо. — Ты откуда родом? Думаешь, здесь, в этой крысиной норе, я догадываюсь, где мы сейчас? Хотя раз ты капуцин, так точно мы еще в Италии.

— Я из Амалфи. И не поп я. Просто в монастыре жил. Они аббата убили…

— Расскажи кому-нибудь другому, что ты местный. С такими кудрями, — хохотнул Топо. — Ты видел еще блондинов, кроме себя? Ну ладно, не хочешь — не говори. Только тебе надо подумать хорошенько, что сказать этим вонючкам. Иначе продадут какому-нибудь толстому паше, и будешь ты у него сам знаешь кем.

— Кем? — Андреа искренне удивился. — А что придумать? Ты что-то такое говоришь, я ничего не понимаю.

— Вот сразу видно, что ты или не местный, или у тебя попы совсем мозги вышибли молитвами!

Топо приложил палец к губам и заговорил трагическим шепотом:

— Это же магрибские [4]пираты, берберы. Они город разграбили и взяли людей продавать в рабство. Но некоторых они брали, чтобы выкуп получить. Ты пойми, если какого башмачника взять и ждать выкупа, сто лет пройдет. Его лучше стразу выгодно продать. А вот если какого графа или, там, герцога, то выкуп за него пришлют, и немалый. По тебе сразу видно, что можно, не мучаясь, хорошие деньги сделать. Вот тебя и взяли. Так бы не возились. Девушка в гарем — гораздо выгоднее.

— А тебя тогда зачем сюда взяли?

— Я граф Эдуардо Марчелло Ди Кавальканти! — прошептал Топо. — Ну, сказал так. Там такое дело. Мой отец служит кучером у Кавальканти, но они в тот день, когда на Баколи напали, уехали в Неаполь. А мне в доме разрешили остаться, собрать в саду поломанные после дождя ветки. Заплатить обещали. Ну, вот когда налетели сарацины, я и сообразил, что лучше прикинуться графским сыном, чем просто рабом стать или головы лишиться. Так что ты лучше правду скажи, ну или как-то так, что, мол, благородный. А потом придумаем что-нибудь.

— Врать нехорошо, — не согласился Андреа.

— Они тебе потом покажут, что значит нехорошо! — сказал Топо и чиркнул большим пальцем по горлу. — Меня зовут вообще-то Рикардо Бартолино.

Тут, словно кто-то услышал их разговор, распахнулся люк в трюм и раздался голос:

— Эй, амалфитанин, иди сюда! — говорили практически без акцента.

Нехотя, медленно Андреа поднялся по лестнице на палубу. Щурясь на солнце, он осторожно осмотрелся. Палуба была залита вечерним малиновым светом. Посредине, у грот-мачты, стояло громадное кресло, устеленное дорогим ковром. В кресле, вальяжно откинувшись, небрежно держа мундштук кальяна, сидел толстый мужчина с выражением полного безразличия на лице. Его пальцы, короткие и толстые, выглядели грязными, а громадные перстни усиливали это впечатление. Роскошный халат, расшитый золотым позументом и драгоценными камнями, открывал только ступни в туфлях из золотой парчи с загнутыми вверх носами. Лицо украшала ухоженная черная борода, отливающая хной. Было ясно, что он здесь самый главный.