Пьер де Жиак - Александр Дюма Страница 2

— Но, ваше сиятельство…

— Возьми это золото, рассчитайся с крестьянами; ежели что-нибудь останется, пожалуй от моего имени несколько монет самым нуждающимся семьям и попроси их помолиться за победу короля Карла Седьмого и за спасение Франции.

Гильом бросил взгляд на хозяина, но ничего не сказал и вышел. По выражению его лица он понял, что возражать бесполезно. А Артур снова упал на постель и то ли из-за того, что давно не отдыхал, то ли потому, что совесть его была чиста, то ли благодаря сильной воле, но четверть часа спустя он уже крепко спал.

На рассвете его разбудил шум в лагере. Артур подскочил на постели, спрыгнул на пол и бросился к выходу, однако в эту минуту на пороге появился Ле Грюэль.

— Что за шум, Гильом? Что там происходит?

— То, что я и предвидел, ваше сиятельство.

— Мятеж? — вскричал Артур, хватаясь за оружие, висевшее в изголовье постели.

— Пока еще нет.

— Да что же там такое?

— Часовые не пожелали выпустить крестьян из лагеря.

— Почему?

— Часовой, охранявший вашу палатку, предупредил их, что все деньги, которые я принес, пошли в уплату за провиант, а на солдатское жалованье ничего не осталось.

— И потому… — в нетерпении подхватил Артур.

— …солдаты хотят отобрать это золото у крестьян, а те рассматривают его как законную плату и не хотят отдавать свои деньги.

— Они правы, клянусь Пресвятой Девой Марией! И я иду им на помощь!

— Не желаете ли надеть шлем, ваше сиятельство?

— Нет, нет, будет лучше, если эти болваны узнают меня издалека, и ежели кто-либо замешкается и не сразу подчинится приказу, у него не будет оправдания. Коня, Жан! Коня!

Берейтор, к которому он обратился с этими словами — а тот обязан был в любое время дня и ночи держать наготове боевую лошадь, — вложил узду коннетаблю в руки и собирался по своему обыкновению подставить ему колено; однако Артур, несмотря на тяжелые доспехи, вскочил в седло с такой легкостью, будто был в простом охотничьем костюме, и, прислушавшись и определив, откуда доносятся крики, пустил коня в галоп.

Как и сказал Гильом, часовые прознали о том, что крестьяне получили золото, и не хотели их выпускать до тех пор, пока те не отдадут им половину. Нетрудно догадаться, что подобное предложение было торговцами единодушно отвергнуто; но солдаты, предвидя сопротивление, решились взять силой то, что им не хотели отдать по доброй воле.

Крестьяне понимали, что если они доверят свои деньги солдатам, то на честный дележ рассчитывать не придется. Тогда они собрались все вместе под тем предлогом, что им нужно посовещаться, надеясь выиграть время и приготовиться к обороне. Они поместили женщин и детей в центр, составили повозки в круг, вооружились палками и приготовились отстаивать свое добро — а каждый честный коммерсант с детства деньги ценит выше жизни. Солдаты, для которых такая война — сущая безделица, готовились к ней с жестокой радостью, присущей и человеку, и тигру, когда они знают, что их жертва слишком слаба и не сможет долго сопротивляться, однако готовится сразиться и даст, благодаря этой видимости сопротивления, оправдание их собственной жестокости. И вот сбежались солдаты со всего лагеря; многие даже не знали, зачем их собрали, но они были готовы, не задавая лишних вопросов, сразиться на стороне своих товарищей против крестьян; они кричали: «Смерть! Смерть!», не ведая, чем провинились те, кого они заранее обрекали на гибель.

Вдруг в общем гомоне раздался чей-то голос:

— Коннетабль! Коннетабль!

В то же мгновение в толпе, такой плотной, что яблоку негде было упасть, произошло движение; собравшиеся потеснились, давая дорогу своему командиру; тот поскакал по образовавшемуся широкому проходу галопом и остановил коня только перед заграждениями, за которыми крестьяне, ни живы ни мертвы, ожидали своей участи. Однако при виде коннетабля они воспряли духом, отодвинули одну повозку, чтобы пропустить прибывшее подкрепление, и, бросившись под копыта коня Артура, закричали: одни — «Пощады!», другие — «Справедливости!»

— Почему вы не ушли с восходом солнца, как я вам приказывал? — спросил Артур зычным голосом, докатившимся до последних рядов собравшихся солдат.

— Часовые отказались отворить ворота лагеря, — прогудел тот, кого крестьяне выбрали своим вожаком.

Артур знаком снова приказал им расступиться и, подъехав к воротам лагеря, строго спросил часовых:

— Отчего вы не пропустили этих людей?

— Они не знали пароля, ваше сиятельство, — отвечал один из солдат.

— Верно, — согласился Артур. Он возвратился за баррикады.

«Бретань и Бургундия», — шепнул он на ухо крестьянскому вожаку. — Теперь уходите!

Крестьянин подошел к своей повозке, взял лошадь под уздцы и пошел к заставе, а за ним потянулись его товарищи.

— «Бретань и Бургундия!» — сказал крестьянин солдатам.

— Проходите! — ответили часовые.

Весь обоз беспрепятственно вышел за ворота.

Когда последняя повозка проехала, Артур, провожавший обоз взглядом, обернулся и увидел в нескольких шагах от себя нескольких бретонских рыцарей, поспешивших ему вослед на тот случай, ежели коннетаблю понадобится их помощь.

— Господа! — обратился к ним Артур с таким видом, будто не понимал, что их привело. — Я очень доволен, что вижу вас здесь, потому что мы идем на приступ. Мессир Ален де ла Мотт, прикажите своим лучникам разобрать луки и наполнить колчаны стрелами. Мессир Молак, прикажите господину Плоэрмелю и господину дю Рок-Сент-Андре приготовить фашины [2]и лестницы. Господин де Кетиви, возьмите двести всадников и отправляйтесь на разведку со стороны Авранша и Понторсона, чтобы англичане не захватили нас врасплох. С вами же, Гильом Эдер, мы с разных сторон пойдем на приступ. Теперь расходитесь по местам, а когда все будет готово, пусть трубачи протрубят сбор.

После этой речи командиры развели свои отряды к местам построения, и площадь, где за четверть часа до этого кипели страсти, опустела: остались только караульные и коннетабль; видя, что все разошлись, он направился к своей палатке, чтобы тоже заняться приготовлениями к предстоящему бою.