Лекарство от долгой жизни. Серия «Невыдуманные истории на ночь» - Ольга Ракитина Страница 19

Утреннее посещение дома Александры Егоровны не шло из головы Алексея Ивановича Шумилова весь день. Не то, чтобы он был чрезвычайно возмущён или поражён в самое сердце, вовсе нет. В характере Александры Егоровны он и раньше интуитивно чувствовал двуличие и желание манипулировать людьми. Но Шумилов не предполагал, что это может проявляться столь откровенно цинично грубо, и уж тем более не думал, что сам может стать объектом такого рода манипулирования. Его пытались обмануть, использовать втёмную, и от осознания этого факта на душе делалось как-то очень нехорошо.

Шумилов следующим образом сформулировал главные из сделанных им открытий. Во-первых, Александра Максименко не ведёт дела компании, малограмотна и несведуща в коммерческих вопросах. Она не дала никаких ответов по сути услышанных от Шумилова предложений по той простой причине, что не имеет собственного мнения по поводу предстоящей сделки. Это означает лишь то, что Александра является лишь ширмой, которая прикрывает истинного инициатора покупки земли. И этот неизвестный в силу каких-то причин не пожелал выходить на Шумилова напрямую, а использовал купчиху как «сладкую» приманку.

Во-вторых, Аристарх Резнельд является любовником Александры Максименко. Сие обстоятельство в меру сил скрывается. Скрывается до такой степени, что Александра Егоровна даже готова закрутить новую интрижку, чтобы отвлечь внимание от своего друга. В чём же кроется причина успеха этого юнца? Что такое вообще этот Резнельд? Мальчишка. Ни титула, ни родства, ни состояния, никаких особенных талантов, разве что физиономия смазливая. Хорохорится, раздувает щёки, грозит дуэлью, разумеется, за глаза, в отсутствие противника. Щенок! Поди, неблагородного происхождения, какая с ним вообще может быть дуэль?! И Александра Максименко предпочитает этого вздорного мальчишку опытным, солидным людям, купцам и военным, каждый из которых является куда более достойным кандидатом в любовники. Её выбор нельзя не признать весьма странным.

В-третьих, Александра Максименко и неизвестный инициатор покупки земли действительно находятся в состоянии цейтнота. Она прямо заявила Шумилову, что сделка не может ждать до осени; кроме того, о срочности сделки Максименко упомянула разговоре со своим тщедушным Атиллой. Что же всё это может означать?

Чем больше размышлял Шумилов, тем меньше ему нравились собственные выводы. Невелик грех, если вдова спустя год после смерти мужа начинает предпринимать попытки вновь устроить свою судьбу. Люди, конечно, склонны осуждать такого рода активность, особенно провинциалы, ну да такова природа человека: в чужом глазу с удовольствием песчинку заметим… Но в данном случае год, вроде бы, ещё не прошёл. Да и вдова молода, привлекательна и с большими деньгами, ей ли беспокоиться о своей будущности? Интересно, когда же у Александры Егоровны закрутился роман с Аристархом? Если Резнельд появился в доме ещё при живом муже — а чтото такое она говорила — то получается весьма подозрительный казус. Молодой крепкий муж неожиданно для всех и весьма кстати для любовников умирает и тем помогает им соединиться. Это уж совсем подозрительно.

Неужели именно такое сопоставление фактов и питает пересуды?

А ведь был ещё и доктор, который, вероятно, неспроста отказался подписывать заключение о смерти. Какой же вывод из всего этого напрашивается? Не всё чисто с этой смертью, не всё чисто.

Пообедав дома, Алексей Иванович направился к доктору Португалову. Пришло время познакомиться

с этим человеком. История о вымогательстве доктором денег, услышанная Шумиловым от дядюшки, выглядела как-то дико. И дело даже не в том, что человек решил нагреть руки в подвернувшейся ситуации, в конце концов, многие на Руси грешили мздоимством! Но если бы такое рассказали о таможенном чиновнике, адвокате, землемере, даже полицейском, то Алексей Иванович нисколько бы не удивился. Но доктор!.. Шумилов вспоминал своих знакомых докторов в Петербурге, своего хорошего приятеля Александра Раухвельда, сына домовладелицы, у которой он квартировал в Петербурге, тоже врача. Наконец, своего попутчика в поезде на обратном пути в Ростов. Желающие разбогатеть никогда не взялись бы лечить людей. Представить, что доктор поставил на карту своё доброе имя и профессиональную репутацию ради четырёхсот рублей, было совершенно немыслимо. Возможно, конечно, что доктор Португалов был человеком совсем иного склада, редкое исключение из правил, но чтобы утвердиться в этом мнении, его надо увидеть вживую.

Митрофаньевская улица оказалось пыльной, тихой, совершенно захолустной по внешнему виду. Дома тут стояли сплошь деревянные, с густыми палисадниками, глухими заборами, с лавочками у ворот, на которых рядком грелись на солнышке коты и дряхлые старушки в валенках. И даже тридцатиградусная жара не могла разрушить эту идиллию. Пройдя неспешным шагом под сенью раскидистых шелковиц, высаженных вдоль улицы, Шумилов без особых затруднений отыскал дом с голубой крышей и голубыми ставнями. Собственно, такой дом был здесь один-единственный, так что ошибиться было невозможно. Заглянув во двор поверх калитки, Шумилов увидел женщину, которая, расставив руки, пыталась поймать забредшую с заднего двора курицу. Женщина в свою очередь заметила Шумилова.

Выпрямившись и одёрнув подоткнутый подол ситцевого платья, она спросила неласково:

— Вам кого надо-ть?

— Мне бы доктора Португалова. Он здесь живет?

— Здеся! Вы обождите тут. Иван Влади-имыч! — пронзительно закричала она. — Туточки к вам пришли! Посетитель.

Из-за дома вышел мужчина лет под сорок, немногим старше Шумилова. Был он в белой просторной косоворотке навыпуск, со свежевыбритым, загорелым лицом. В руке он держал здоровенный колун. Мужчина сделал несколько шагов навстречу, и стало видно, что он заметно хромает.

— Проходите в дом покамест. Я сейчас, — сказал он просто, приглашающим жестом указав на распахнутую дверь на высоком крылечке.

— Так калитка закрыта, — заметил Шумилов.

— Нет, что вы, в этом доме калитка всегда открыта, — улыбнулся доктор. — Вы просто её толкните!

Шумилов вошёл в полумрак сеней, а оттуда попал в светлую приёмную с простыми белёными стенами, парой скрипучих диванчиков в простенках между окнами и геранью на подоконниках. Было здесь как-то по-домашнему просто и уютно. Осмотревшись, Шумилов подошел к одной из стен, сплошь увешанной дагерротипами и фотографиями, и принялся рассматривать диплом врача в рамочке под стеклом и групповые портреты, где доктора Португалова можно было видеть совсем молодым усачом в казачьей форме, то с шашкой, зажатой между колен, то с укороченным кавалерийским карабином на плече. Ещё были снимки, где доктор был запечатлен в горах, верхом на лошади и с каким-то предметом, напоминающим большой сачок. В углу, под дальней ножкой дивана, Шумилов заметил две чёрные гантели с круглыми набалдашниками. Видимо, доктор Португалов был сторонником оздоровления посредством гимнастических упражнений с тяжестями.

Дверь, ведущая в другую комнату, отворилась, и энергичной походкой вошёл доктор. Он успел умыться и облачиться в приличествующий случаю костюм — рубашку с галстуком, летний полотняный пиджак.