Здесь русский дух... - Алексей Воронков Страница 19

— Так, у нас, оказывается, не одна, а две пленницы! — радостно воскликнул Федор. — Ну а ты, — обращается он к девочке-подростку, пытавшейся заслонить собою ту, которую она назвала госпожой. — Ты-то хоть скажешь, кто вы такие и куда держите путь?

Боясь пыток, она с испугом что-то залепетала.

— Давай, Егорша, перескажи-ка нам ее щебет, — попросил переводчика старшина.

Так казаки и узнали, кто такие эти две красавицы, как их зовут и куда они держат путь.

— Вот те на! Взяли в плен маньчжурскую принцессу! — крякнув, восхищенно воскликнул Гридя Бык. — Чего ж мы с ней будем делать? — обратился он к старшине.

Тот почесал затылок и вдруг произнес:

— Возьму-ка я ее, братцы, в наложницы! Тесто для пирогов будет месить…

Услышав подобное, казаки весело заржали.

— Вот тебе Наташка-то покажет наложницу! Ведь ты ж эту девку, поди, не только тесто месить заставишь, а и на сеновал потащишь, — подначил его Карп, вызвав тем самым новую волну смеха.

— Послушай, Федька, отдай мне эту красотку, — подъехав к Федору вплотную на своей лошади, негромко попросил его Ефим Верига. — Зачем она тебе нужна? У тебя жена, а у меня, сам знаешь, пустая изба… Отдай, прошу тебя! По гроб жизни буду благодарен.

Федор насупился, жестко отрезав:

— Не проси. Если хочешь — бери служанку.

— Так ведь она ж еще ребенок! — в сердцах бросил Ефим.

— И? — усмехнулся старшина. — Поверь, и не заметишь, как она бабой станет. Девки быстро растут. Взгляни на мою Аришку — вроде крошка, а уже жених нарисовался…

Девушкам дозволили сесть в паланкин, и Федор велел китайцам следовать в сторону русской границы.

— Куда вы нас ведете?.. — выглянув из-за занавески, испуганно спросила казаков Сан-Пин.

— В плен, девонька, в плен! — ответил ей за всех Карп. — Не бывала еще за Амуром? Вот и побываешь…

Девушка забилась в отчаянье.

— Мой брат все равно вас догонит и убьет! — заливаясь слезами, предупредила она. — Я послала своего слугу в Чучар, поэтому ждите погони.

Девица не врала. На следующее утро, когда казаки, позавтракав, снова двинулись в путь, они вдруг увидели далеко впереди, на невысокой горке, вооруженных конников. Их силуэты хорошо прорисовывались на фоне прозрачного осеннего неба.

— Маньчжуры! — снова в страхе закричал Фан.

— Вот тебе, бабушка, и юрьев день! — смачно выругавшись, с досадой произнес Федор. — Чего, братцы, делать-то будем? — спросил он товарищей. — Смотрите, сколько здесь маньчжуров. Сможем ли одолеть?

— Вряд ли, ведь у них не меньше ста сабель, — напряженно вглядываясь вдаль, произнес Гридя. — Может, бросим этих девиц? Тогда проще будет бежать.

Старшина нахмурил брови:

— Забудь!

— Хочешь на чужих холмах голову сложить? — удивился товарищ.

Федор покачал головой.

— Нет, помирать не хочу, но и девушек не оставлю! Скажи, когда казак оставлял трофей? — как-то вымученно улыбнулся он.

Завидев казаков, маньчжуры выставили вперед копья и, подбадривая себя громкими криками, бросились в атаку.

— Вот что, Мишка!.. — закричал Федор молодому казаку Мишке Ворону. — Ты давай, сажай в седло девочку, а эту принцессу я к себе посажу… Давай, давай, поторапливайся, а то у нас времени вообще нет.

Мишка быстро спрыгнул с коня и бросился к паланкину.

— Опускай носилки!.. — скомандовал он китайцам.

Те тут же подчинились молодому человеку. Подхватив на руки испуганную служанку, он усадил ее в свое седло. С Сан-Пин вышла осечка. Она не стала дожидаться, когда ее вслед за служанкой вытащат из убежища, и выскочила сама. Принцесса бежала по дороге навстречу маньчжурам, кричала и махала руками:

— Я здесь!.. Здесь!.. Спасите меня!

Федор какое-то время стоял в нерешительности. Зачем ему, казалось бы, эта девка? Стоит ли из-за нее так рисковать? — спрашивал он себя.

Вдруг в казаке что-то взыграло. «Нет, не дам этой красавице уйти!» — скрипнул зубами Опарин и, с силой стегнув коня плетью, помчался вслед за беглянкой. Миг, и вот она уже сидит у него в седле, подхваченная на скаку мужскими сильными руками. Девушка кричит, отбивается, пытается вырваться, но куда там!

— Давайте, братцы, за мной! — повернув Киргиза, велел старшина казакам.

Вот они уже мчатся на своих быстрых конях, пытаясь скрыться от погони.

— Давай, давай, товарищи мои! — кричал Федор. — Быстрее! Быстрее!

Где-то далеко позади осталась пыльная дорога со слугами-азиатами и паланкином. Упав грудью на крупы коней, казаки вихрем неслись над землей, минуя луга, невысокие горки, кустарники и дубравы, взбирались на крутые сопки и снова, не оглядываясь, скакали вперед. Никто — ни Федор, ни его товарищи — не знал, куда они скачут. Даже Фан ничего не мог сказать, и только кричал что-то на своем, все пытаясь не отстать от казаков. Ведь если маньчжуры его поймают, то обязательно убьют. Русских или монголов они иногда берут в плен, а азиатам полагалась только смерть, так как и азиаты не считали казаков за людей.

…Точно звери, рыскали казаки по чужой земле, прячась то в высоких травах, то в лесах и среди ложбин, но всюду их взгляд натыкался на маньчжур. Даже по ночам, укрывшись где-нибудь в горном ущелье, мужчины не чувствовали себя в безопасности. Позже, сидя ночью у костра в родном поселении, Федор с товарищами все дивились, как им тогда удалось убежать. Страх ли им придал силы, а может, молитвы дошли до ушей Господа, только вот свершилось чудо. Они обхитрили маньчжуров, запутав следы, и теперь веселились, поднимая кубки за благополучное возвращение.

Один только Ефим Верига оставался хмурым, размышляя о молодой маньчжурской красавице, которую Федор взял в наложницы. Металась душа казака, зло его разбирало. Не раз он уже подумывал о том, чтобы украсть девку и сбежать с ней из острога. Другое дело, куда побежишь? На Урал? На Дон? Так ведь туда еще надо добраться. Может, уйти к маньчжурам? Говорят, у них есть особое войско, куда берут всех кого не лень — и русских, и монголов, и даже ливонцев с германцами. Платят-то им, говорят, золотом, а кто желает, может открыть собственное дело. Ефим, в случае такого счастья, построил бы корчму. Дело не слишком хитрое, но прибыльное. Стоит подумать?

С этой мыслью теперь он и жил. Казаки удивлялись поведению их товарища. Закрылся в себе и угрюмо молчит, как бирюк. Разве Ефим скажет правду? Она может стоить ему головы…